- По чьей просьбе вы согласились давать показания?
- По просьбе госпожи Кларк.
- Вы знакомы с господином Даулером?
- Да.
- Говорила ли вам госпожа Кларк, что она представила герцогу Йоркскому господина Даулера как своего брата?
- Нет, никогда.
- Сколько времени прошло с тех пор, когда вы слышали разговор Его Королевского Высочества и госпожи Кларк, касающийся полковника Френча?
- Не могу точно сказать. Разговор происходил на Глочестер Плейс.
- Вы когда-либо встречали полковника Френча в доме на Глочестер Плейс?
- Я слышала, как дворецкий объявлял о его приходе. Но мне трудно сказать, представляли нас друг другу или нет.
- И через пять лет вы дословно помните использованные в разговоре выражения?
- Я много думала о том разговоре.
- Что заставляло вас думать о нем?
- Мне стало любопытно, о ком они говорят.
- В какое время года происходил разговор?
- Я не помню.
- Зимой или летом?
- Я не помню.
- Однако вы уверены в точности высказываний?
- Да.
- Вам не кажется это странным?
- Нет.
- Действиельно ли дела вашего отца находятся в плачевном состоянии?
Возникла минутная пауза, а потом свидетельница тихо ответила:
- Да.
- Сколько у вас учениц?
- Двенадцать.
- Сколько лет вашей младшей ученице?
- Семь.
В зале раздались громкие крики: "Нет, нет...", так как все увидели, что мисс Тейлор крайне утомлена. Министр юстиции пожал плечами и сел. Мисс Тейлор сказали, что она может идти.
Господин Крокер вызвал госпожу Мери Энн Кларк для дальнейшего допроса. В течение часа он расспрашивал ее о доме на Глочестер Плейс, о количестве слуг, о том, где спали слуги, кто платил им, сколько у нее было экипажей, сколько лошадей, какие драгоценности она носила, закладывала ли она свои бриллианты. Потом, бросив взгляд на переданную ему министром юстиции бумагу, господин Крокер спросил:
- Вы когда-либо жили в Хэмпстеде?
После небольшой паузы свидетельница ответила:
- Жила.
- В каком году?
- С конца 1807 до середины 1808 года.
- В чьем доме вы жили?
- В доме господина Николса.
- В этот период вы пользовались своим именем?
- Да.
- Вы когда-нибудь называли себя госпожой Даулер?
- Нет, никогда.
- Сколько раз вы виделись с господином Даулером после его возвращения из Португалии?
- Я виделась с ним в прошлое воскресенье в моем доме и сегодня, в комнате для свидетелей.
- Значит, вы больше не встречались с ним после его возвращения в Англию?
- Полагаю, достопочтенный джентльмен сам может ответить на этот вопрос, так как чердачное окно в его доме выходит на окна моего дома.
Со стороны оппозиции раздались свист и громкие аплодисменты.
- Вы уверены, что больше не встречались с господином Даулером?
- Если достопочтенному джентльмену так хочется и если это приведет к чему-нибудь, я могу ответить, что виделась с ним чаще. Я не собираюсь скрывать, что господин Даулер мой близкий друг.
- Где еще вы виделись с господином Даулером после его возвращения?
- В его отеле.
- Когда?
- В первый же вечер после его возвращения. Но я держала это в секрете, так как не хотела, чтобы члены моей семьи или чужие люди знали о нашей встрече в тот вечер.
- И долго вы находились с господином Даулером?
- Я сообщила, что находилась в обществе господина Даулера. Я хочу спросить у председателя, считает ли он этот вопрос пристойным, пристало ли палате общин задавать подобные вопросы.
Поднялся господин Вилберфорс и заявил, что это совершенно некорректный и аморальный вопрос, что комитет не иеет права вмешиваться в личную жизнь свидетельницы. Но его слова потонули в гневных выкриках, и косподин Крокер повторил свой вопрос.
- Ваше пребывание в четверг у господина Даулера закончилось после полуночи?
- Мой визит закончился в пятницу утром.
К сильнейшему разочарованию представителей всех парламентских партий, господин Крокер прекратил дальнейшие расспросы, и заседание объявили закрытым.
Когда госпожа Мери Энн Кларк шла к своему экипажу, к ней подбежал посыльный и протянул записку. Она прочла ее и обратилась к посыльному:
- Ответа не будет.
Приехав домой на Вестбурн Плейс, она засунула записку за раму зеркала, рядом с открытками, полученными на день св. Валентина. Записка была подписана инициалами всем известного члена парламента от тори: "Как насчет трехсот гиней и ужина сегодня?"
Глава 4
Расследование палаты общин стало предметом всеобщего интереса. О войне на полуострове позабыли, ежедневно ведущие газеты публиковали подробную запись всех выступлений. Наполеон и Испания имели второстепенную важность. Памфлетисты строчили без устали, карикатуристы и сочинители стишков в поте лица трудились над описанием Великой Дискуссии. Торговля оживилась. Как по волшебству, появился фарфор: стаффордширские кувшины с изображением госпожи Кларк во вдовьих одеждах и со списком офицеров в руке; огромные цветные портреты герцога Йоркского в ночной сорочке, вылезающего из кровати; карикатура на Даулера и других свидетелей. На всех углах продавались дешевые издания с описанием жизни всех свидетелей. Десятки шутливых куплетов выплеснулись на улицы, их распевали даже в театрах. Последним криком моды явилось при решении спорных вопросов с помощью монеты вместо "орла или решки" загадывать "герцог или Кларк".
В лондонских салонах не было другой теы разговора. Во всех кофейнях и пивных обсуждали одно и то же событие. Госпожа Кларк брала взятки, но знал ли об этом герцог? Мнения разделились. Помимо двух крупных партий, одна из которых считала, что герцог сам прикарманивал деньги, а другая - что герцог чист и непорочен, существовала небольшая группа людей, которые качали головами и говорили, что главное значение имеет связь герцога с госпожой Кларк. Принц крови, женатый человек, содержал любовницу, дарил ей лошадей и бриллианты, а в это время люди голодали. Мужчины и женщины надрывались на фабриках, солдаты погибали в сражениях, большинство англичан с трудом сводили концйы с концами, а главнокомандующий, сын самого короля, развлекался со шлюхой. Этот вопрос терзал сердца многих. Это был камень преткновения.
Напыщенные проповедники и уличные ораторы дали себе волю. Обыватели высказывались у себя дома: "Считается, что мы должны уважать Ганноверов. Они показали нам пример. Если Бурбоны вели себя во Франции точно так же, неудивительно, что у лягушатников полетели головы с плеч..." Атмосфера в обществе была накаленной, страсти разжигались теми, кому это было выгодно: самими виновниками случившегося.
Вилл Огилви сидел в одиночестве за столом в своей конторе и улыбался, наблюдая, как от искорки загорелась солома, как пламя постепенно поднималось все выше и выше, охватывая огромного монстра - общественное мнение. Именно этого он и добивался с самого начала, и солома, горевшая в этом огне, уже сыграла свою роль. Мей Тейлор была одной из соломинок. Родители забрали из ее школы всех учениц, домовладелец на Чейн Роу попросил ее съехать. Он дал ей три дня. Полчаса в палате общин разрушили ее жизнь. У нее не пансион, глумились правительственные памфлетисты, а дом терпимости, где уличных потаскух обучали их ремеслу.
Мы выиграли? Мы проиграли? Каждый день Мери Энн задавала себе один и тот же вопрос. Она не знала, что лидер палаты, который в отличие от нее чувствовал настроение парламента, переправил в Виндзор протоколы заседаний. Он знал, что даже его союзников одолевают сомнения, он чувствовал, как с каждым днем растет неприязнь к герцогу. Итак, из палаты общин в Виндзорский замок: "Я считаю необходимым предупредить Ваше Величество о том, что ситуация осложняется..." "Герцогу было известно, что она собирается предпринять, и он закрыл на это глаза" - именно такое мнение царило в здании парламента. Представители правительства производили жалкое впечатление. Эдам, Гринвуд из конторы "Гринвуд и Кокс", армейские агенты - полковник Гордон, военный министр и его помощник представили массу документов, которые ничего не доказывали, а только подтверждали факт, что повышения по службе действительно имели место и впоследствии информация об этом публиковалась в официальном бюллетене. Единственным оружием, которое еще оставалось в руках правительства, была дискредитация основной свидетельницы, госпожи Кларк. Нужно было опорочить ее репутацию и тем самым заставить всех усомниться в правдивости ее показаний. Одними из свидетелей, набранных специально для этой цели, были господин Рейд, владелец отеля на Сен-Мартин Лейн, и Самюэль Уэллс, официант. Оба утверждали, что дама, которая была с господином Даулером в прошлую пятницу, часто называла себя госпожой Даулер, но до настоящего момента - они могут поклясться в этом - они и понятия не имели, что у нее нет права носить это имя. Следующим шел господин Николс, булочник, который подтвердил показания предыдущих свидетелей. Господин Даулер часто бывал в этом доме в тот период, когда там жила госпожа Кларк. В первый раз она представилась вдовой, но позже сказала ему, что вышла замуж за господина Даулера. Она никогда не платила ему за жилье, но отдала в качестве платы свои музыкальные инструменты, а еще у него есть принадлежащие ей письма, которые когда-то собирались сжечь, но потом забыли и так и ос
