А Митя говорил, что ждет Киру, Леля же не переставала думать о нем, Мите. Когда он обернулся, ей открылось совершенство линий его лица, изысканная впадина виска, медленно и высокомерно перетекающая к темному изогнутому рту...
Нет, НЕ ДОЛЖНО быть таким лицо маленького племянника из какой-то южной провинции!
И голос!.. Тихий, гортанный, которым нужно говорить вовсе не то, что приходилось, а совсем иные слова... Правда, на месте был серый коверкотовый костюм и беленькая перкалевая сорочка.
Леля, будто в забытьи, смотрела на это чудо, - с узкими неопределенного, орехового цвета глазами, вознесенные к вискам и желтоватой - цвета слоновой кости - гладкой, с тенями и блеском,
- кожей.
Митя видел, что Елена Николаевна разглядывает его как-то странно, и ужасно смущался и нервничал: конечно, он отвратительно одет, мал, ничтожен и эта женщина, столь ценимая его теткой, наверняка посмеивается над ним, примечая всякие его ошибки, а потом станет обсуждать их с теткой и та снова разозлится...
Тогда и он стал смотреть на Елену Николаевну в упор, как бы бессловесно говоря, что и она не идеальна и он тоже может найти у нее недостатки...
Тут пришла Кира и впервые за последнее время Митя обрадовался тетке. А она была розовая от быстрой ходьбы, хитрая и улыбающаяся. Как она задумала, так и получилось: эти двое встретились и пробыли какое-то время вместе!
Она сразу заявила Мите, что сегодня - день ее рождения, но она специально не сказала ему об этом, чтобы он не бегал за подарком, как это у них ТАМ принято, и не покупал зряшней ерунды.
Она нанесла чувствительный удар по митиному самолюбию и он твердо сказал себе, что больше сегодня ей не удастся так безнаказанно и нахально отшлепать его. И готов был уничтожить эту белую, довольную всем, пышную Елену Николаевну, которая молча наблюдала сцену еще одного митиного унижения. И еще одна немаловажная вещица угнетала его: сам сегодняшний вечер. Он интуитивно чуял, что должен быть на высоте. Именно за этим позвала его тетка Кира.
Выдержит он этот экзамен, - хорошо. Нет... - все с ним ясно.
Именно это пугало его и вконец портило настроение.
Они подошли к лестнице, которая вела в зал ресторана и надо было как-то начинать соответствовать только-только врученной роли!
Втроем подниматься по лестнице было невозможно, поэтому получилось, что Митя шел с Еленой Николаевной, пропустив ее несколько вперед (он твердо заучил, что женщин пропускают вперед, не знал, бедняжка, что в ресторане все наоборот!). Кира сзади
них...
Митя начал свой путь через чистилище, догадываетесь, куда? Правильно, - в ад.
Он ничего не знал: должен ли он взять под локоть Елену Николаевну? Надо ли хоть что-то говорить во время восхождения (или совсем наоборот...)? И еще пришлось смотреть на себя и на нее в зеркало, которое появилось за поворотом, прямо перед ними!..
Он с ужасом взглянул на Елену Николаевну и глаза ее, большие, круглые и голубые, не напугали, как давеча на улице, а успокоили, и он смог пройти мимо зеркала.
А сама Леля, успокоив его, вся сжалась, съежилась, чтобы хоть как- то стать потоньше и помоложе.
Кира их мучений не замечала. Она была довольна.
В зале, от столиков, на них посмотрели, но без особого внимания, мало ли какого люда в любых сочетаниях ошивается по московским ресторанам вечерами?
Но Мите и Леле показалось, что ВСЕ разглядывают их и еле удерживаются - пока! - от откровенного хохота.
Оба они сразу, быстрее Киры, которая жила сегодня как бы в отдельном от них темпе, увидели свободный столик и с облегчением плюхнулись на стулья.
Леля сразу же закурила, а Митя, потрясенный роскошью лепнины, лампионов, бархатных гардин на огромных окнах, рассматривал зал.
Здесь, в этот час, было как в консерватории перед началом гала-концерта, - тишина, шепотки, шажки входящих...
Царят благоговение, трепет и ожидание.
Позже ресторан станет похож на самое себя.
Подошел официант. Митю ударило в пот, а Кира вроде бы и не видела официанта, что-то рассказывая Леле. Официант был тертый и ничего замечательного от таких гостей, как эти две дамочки и мальчишка, не ждал.
Физиономия у него была достаточно кислая и он нетерпеливо постукивал карандашиком по блокноту.
Митя понял, что деваться ему некуда, - ни тетка не поможет, ни эта ее подруга... И он, прокашлявшись, сказал, поразив официанта в самую печенку: три порции зернистой икры, семгу, салат "Столичный"...
И продолжал заявлять такой заказ, что у официанта глаза чуть не вывалились на его засаленный блокнотик. Ошибся он, старый
ресторанный волк! - Не дамы это, а две старые потаскушки, а
мальчишка - командировочный, которого они хомутнули! Мало ли кто
как выглядит! И стал внимательно слушать сопляка.
Скоро он, осчастливленный, мчался выполнять роскошный заказ, только почему-то с малым количеством спиртного. Вот тебе и маль
чишка! а что спиртного мало, так может язвенник.
А "язвенник" сидел лиловый от прилившей к лицу, казалось, всей крови организма, и вид у него был, не в пример официанту,
несчастный.
Кира разозлилась на идиотский митин заказ - по количеству и набору блюд, - но постаралась не культивировать это в себе, - решив посмотреть, что же дальше будет?
Недовольна была и Леля, вернее, по-новому относясь к Мите, она огорчилась, что он выглядел и глупеньким, и нахальным. Ей не жаль было ни своих, ни кириных денег, но мальчик с тициановскими волосами не должен так беспардонно распоряжаться чужими деньгами! Мгновенно Митя стал для нее именно тем племянником, у которого волосики, как потертая зубная щетка. А жаль...
Появился официант и припер полный поднос всяческой еды. Тетка ехидно заметила, что "Митя сегодня держит стол", но тем не менее с огромным удовольствием принялась за еду, - чего ей себя ограничивать? Ей же платить! Ну еще Лелька добавит...
Леля что-то поклевывала, а Митя не ел вообще. И все они молчали.
За столом назревала скука и Митя с ужасом пытался хоть что-то вспомнить, чтобы рассказать или хотя бы сказать о чем-то, но как всегда, в экстремальные минуты - голова была пуста и, если что и было в ней, - так это звон.
Спасла положение Леля. Она вспомнила историю из свой юности про первый поход в ресторан. История была забавная, Кира посмеялась, Митя кое-как выдавил улыбку, но за столом произошла разрядка.
Предоставленный самому себе, Митя стал исподтишка рассматривать обеих женщин.
Кира напомнила ему попугая, с которым ходил по дворам у них в городе гадальщик. Попугай был розового цвета, нахохленный и страшно гордый. Но внимание свое Митя сосредоточил на Елене Николаевне.
Он ощутил, что она своей мягкостью и своим спокойствием благотворно влияет на его безумную тетку, но вместе с тем она казалась ему немного странной, и ему захотелось постичь эту странность и потому он часто и воровато на нее посматривал.
Ему она понравилась. Красиво одета (права тетка, говоря про ее высокий вкус!): синий костюм с глубоким вырезом, из которого поднимается высокая, белая, совсем не толстая шея, с маленькой головкой, - как бутон, - пышные вьющиеся стриженые волосы обрамляли ее спокойное мягкое лицо с круглыми яркими голубыми глазами и маленьким розовым ртом. Ее бедер не было видно и она казалась тоненькой - верх у нее был изящный и небольшой.
Мите вдруг захотелось, чтобы эта женщина думала о нем хорошо. А что если они встретятся во дни митиного величия?.. Она - еще привлекательная дама, станет восторгаться его успехами... Он совершенно не представлял, сколько лет Елене Николаевне.
Леля почувствовала его взгляд, и мельком глянув на Митю, увидела в глазах его почтительность и уважительную задумчивость.
Она полуулыбнулась ему, а внутренне вся сжалась, потому что сейчас явственно представила пропасть между ним и ею. И испугалась того, что это могло придти ей в голову - ни о какой пропасти она вообще не должна даже думать, это не имеет права приходить в голову, потому что - НЕ ИМЕЕТ! Чтобы преодолеть страх и растерянность, Леля громко и весело сказала: что ж мы? Набросились на еду и ни тоста за виновницу торжества? Нашу умницу, красавицу, - королеву Божьей милостью!
Кира обмякла, а Митя, дрожащей рукой, придерживая галстук, налил сухое светлое вино в узкие бокалы. От выпитого вина, грозной закуски с перцем и травами, сигаретного дыма, а больше - от ресторанной музыки, откровенной и замедленной, митины бледные скулы запылали. Пылали уши и даже ладони, которые мучительно хотелось опустить в снег и тогда придет успокоение, которое никак не приходило.
Худая темноволосая певичка медленно, низким хриповатым голосом сообщала: Джонни из э бой фор ми...
Митя, зная английский слабо, это понял, перевел для себя: Джонни, мальчик только для меня... и загрустил.
О том, что ему никто не скажет таких слов, потому что его никто ТАК не любит и он тоже никого не любит. И Митя отчаянно затосковал о девушке, которая где-нибудь на острове Таити ждет своего Джонни. Хотя вино было не крепким и количество его малым, Митя чувствовал, что у него кружится голова и винная фантасмагория окутывает все вокруг и он вдруг нечетко сказал: и никогда он не придет.
