Адам родился спустя десять месяцев, после того, как Томас Крэг привез Сьюзен к себе в дом. Больше у них детей не было.
Вся ее жизнь была связана с ребенком, но у Томаса были свои взгляды на воспитание: за детьми следует присматривать, а не слушать их; если не используешь розгу, то портишь ребенка.
Джинни вздохнула. Адам был способным ребенком. Он учился в местной школе, а теперь посещал училище в Перте. Он легко заводил друзей, но, боясь и стыдясь пригласить их к себе домой, стал все больше погружаться в чтение книг и в одиночку заниматься своими хобби. Любовь и радость в доме он испытывал лишь тогда, когда проникал за закрытые двери кухни, где мать и добродушная экономка дома в молчаливом заговоре пытались сделать жизнь мальчика более счастливой вдали от отцовских глаз.
О личной жизни пастора его и жены Джинни могла только гадать. Она презрительно фыркала при мысли об этом. Человек, который приказал пристрелить пса за то, что он покрыл суку в переулке напротив кирхи в праздничный день, который велел всем девочкам деревни носить летом платья с длинными рукавами до запястий, явно не был тем человеком, который мог помышлять о плотских потребностях.
Томас Крэг видел из окна холодной и пустой столовой, как они вошли во двор. Его одежда была безупречной, рубашка белой и накрахмаленной. На лице его не было признаков перенесенной им боли, когда он появился перед ними в дверях. Он перевел взгляд от воинственного, тщательно контролируемого лица Джинни на лицо сына, бледное, изможденное, запуганное. Он не позволил себе дрогнуть.
— Адам, можешь идти в свою комнату. Я хочу поговорить с миссис Бэррон наедине.
С трудом передвигаясь, он проследовал перед ней в свой кабинет и тотчас повернулся к ней, прежде чем она успела открыть рот.
— Я хотел бы, чтобы вы вернулись на прежнюю работу. Кто-то должен присматривать за мальчиком.
От его слов у нее перехватило дыхание. Она готовилась к борьбе. Она сжала кулаки.
— Мне чуть было не пришлось вызывать ему вчера вечером врача, — сказала она с вызовом.
Она заметила, как напряглась его челюсть, в остальном его лицо оставалось бесстрастным.
— Больше этого не случится, миссис Бэррон.
Воцарилось секундное молчание, затем она слегка пожала плечами.
— Хорошо. — И вновь пауза. — Так, значит, миссис Крэг не возвращается?
— Нет, миссис Крэг не возвращается. — Костяшки его пальцев, лежавших на письменном столе, побелели, когда он, чтобы уменьшить боль, наклонился вперед. Разорванные куски записки Сьюзен Крэг исчезли.
Джинни мрачно кивнула в знак признания этого обстоятельства.
— Хорошо, пастор. Я вернусь на работу. Ради мальчика, как вы понимаете. Но это не должно повториться. Никогда.
Их взгляды встретились, и он наклонил голову.
— Благодарю вас, — смиренно сказал он.
Она долго молча смотрела на него, а затем повернулась к двери.
— Пойду, пожалуй, и зажгу плиту.
Для Адама прошедшие после этого дни были неоднозначными. Отец редко разговаривал с ним, а если и разговаривал, то был далек от него, словно они были вежливыми незнакомцами. Мальчик завтракал и обедал в кухне с миссис Бэррон. Ужин всегда был холодным. Иногда они с отцом молча сидели напротив друг друга; иногда, когда Томаса не было дома, Адам заворачивал ужин в пакет, засовывал его в рюкзак и убегал в горы.
Каникулы приближались к концу. Через несколько дней начнутся занятия в школе. Он был рад этому. Что-то произошло между ним и его друзьями, чего он не понимал. Между ними возникла новая напряженность — какое-то смущение, почти отчужденность. Он не знал, что в округе распространилась новость о том, что миссис Крэг, жена пастора, бежала в Эдинбург с — здесь версии разнились — коммивояжером, лектором университета (летом он на две недели останавливался в отеле «Бридж») или импортером французского вина, который жил в отеле «Форист роуд» у реки и съехал за два дня до исчезновения миссис Крэг. Ему ничего не говорили, но когда он увидел Юана и Уи Майки, шепчущихся за магазином и услышал их хихиканье, сразу же прекратившееся при его приближении, он почувствовал, что мгновенно залился краской, и ушел. Они предали его. Лучший друг Робби, возможно, понял бы его (Робби был одним из немногих друзей, в чей дом ему разрешали приходить), но Робби не было дома все лето, а год тому назад, после того как умерла его мать, он перешел в интернат. И вместо того, чтобы видеться с друзьями в последние, самые ценные дни каникул, Адам развлекался сам и много размышлял о школе.
Ему всегда нравилось учиться и нравилась его будущая работа. Он еще не говорил отцу о желании стать врачом, хотя у него не было оснований полагать, что пастор будет против. Скорее всего, ему это понравится. Медицина — профессия уважаемая. В одном Адам был абсолютно уверен: он не хочет идти в церковь. Он ненавидел кирху. Он ненавидел воскресные праздники. Он ненавидел Библию и ненавидел ужасную вину, которую чувствовал за собой за то, что так их ненавидел. Раньше его привлекала лишь одна сторона долга сына пастора, а именно: посещение вместе с матерью бедных и больных прихожан. У нее это получалось исключительно хорошо, и, несмотря на свое английское происхождение, она им нравилась. Она не проявляла снисходительности и не допускала покровительственного тона. Она была веселой, деловой, не боявшейся засучить рукава. Люди уважали ее, и Адам быстро усвоил, что получасовое пребывание в ее обществе явно приносило больше пользы какой-либо больной женщине или раненому мужчине, чем многочасовые проповеди отца. Иногда они встречались с доктором Гордоном при его обходах, и Адам наблюдал за ним, сидя в углу комнаты, когда ему разрешали это или когда его не замечали. Ему было всего десять лет, когда у него впервые проявились медицинские амбиции.
Через неделю после того, как его мир столь резко изменился, Адам, уложив свой обед, а заодно и ужин в сумку, поскольку миссии Бэррон уехала на автобусе в Перт навестить сестру, что она делала каждую неделю, отправился в горы к высеченному камню.
Он часто думал о Брид, ее брате и матери, о их доброте, но никому не говорил о них. Его природная открытость, энтузиазм и любовь к жизни пропали. Порка и потеря матери изменили все. Джинни Бэррон видела это, и ее сердце обливалось кровью при виде того, что происходит с мальчиком. Она лелеяла его как могла, но он все же немного отодвигался от нее, когда она обнимала его. Он мирился с ее проявлениями любви из вежливости, и не более. Казалось, он отделил какую-то часть себя от других, окружив ее защитной стеной. К тому же новый Адам стал скрытным. Своей матери он мог бы сказать о своих новых друзьях. А раз ее не было — больше никому.
День был холодным, дул бодрящий, резкий осенний ветер. Помимо еды и полевого бинокля, висевшего на ремне на шее, он взял с собой ящички для образцов, чтобы собирать интересные вещи для своего музея, книгу о птицах, записную книжку и карандаш, а также выкрал из кухни четыре куска шоколадного торта. Три из них предназначались для Брид и ее семьи. Он знал, что миссис Бэррон заметит это, но был уверен, что не скажет. Отец не знал о существовании торта. Он почти наверняка не одобрил бы это.
Тяжело дыша, он добрался до камня и сбросил с плеч сумку. Он уже имел данные о трех птицах для своей записной книжки. Разумеется, о куропатке, а также о жаворонке и чиже. Он вынул свой потрепанный справочник, тонкими загорелыми пальцами отстегнул пряжку внешнего кармашка зеленого парусинового рюкзака и, пососав кончик карандаша, чтобы он лучше писал, начал вести записи.
Он рассчитывал пообедать, понаблюдать за птицами, а затем пройти на дальний конец холма к хижине Брид.
Первая часть плана ему удалась. Он сел на валун спиной к камню, лицом к спускающейся вниз покрытой вереском стороне холма. В ряде мест вереск становился коричневым, с багряным отливом последних недель, перед тем как завянуть. Он слышал одинокий крик орла и, опустив на землю ломоть пирога с мясом, поднял полевой бинокль и направил его к отдаленным вершинам гор позади холма с нависшими над ними тучами.
Лишь после того, как он закончил есть, выпил половину имбирного пива, аккуратно свернул остатки непромокаемой бумаги и положил их в рюкзак рядом с тщательно сохраняемыми кусками торта, он поднялся и решил идти в поисках Брид.
Солнце уже поднялось высоко. Оно жгло вереск с высоты на удивление безоблачного неба. Он прожил в этой части мира всю жизнь и мог легко читать погодные предзнаменования. Ветер утих. Через час или два он увидит, как в складках холмов начнет собираться туман и двигаться над отдаленными вершинами, которые подернутся дымкой, а затем исчезнут.
Он постоял несколько секунд, оглядываясь вокруг, затем поднял бинокль и начал внимательно исследовать территорию, лежащую за шотландскими соснами, в поисках тропинки, которая вела к ручью, рядом с которым стояла хижина Брид.
