Воскресенье, 16 августа 1998 г.
Дом Люка на Маккензи-стрит в семь часов вечера был освещен довольно ярко. Из сыров Мерси выбрала «Стилтон». Проблема заключалась только в том, что от него несло до самых небес, с чем она пыталась бороться, завернув сыр в коричневый пластиковый пакет, который берегла для подарков.
Мерси была в платье из пестрого хлопка — желтые и голубые цветы на белом фоне. Рукава длинные и свободные, ворот с фестонами. Она надела также искусственный жемчуг и вымыла голову.
Машину она припарковала на дорожке и вернулась к передней двери. На затянутой сеткой веранде стояли стулья, плетеная кушетка и несколько старых столов.
И еще там был горшок с трепещущим цикламеном. Красным.
А он что-то планирует, подумала Мерси. Хочет показать, что культурный.
Она позвонила снаружи, хотя вполне могла бы прямо пройти в дом.
Люк вышел на веранду в белой рубашке, заправленной в безукоризненного покроя джинсы.
— Вот и славно. Добро пожаловать, — сказал он. И открыл перед ней дверь.
Сначала они сидели на веранде — пили вино и пиво и обменивались обычными любезностями. Никак не удавалось расслабиться — оба нервничали из-за нового поворота в их отношениях. Они уже спали вместе, но ни разу не сидели вместе за столом — в официальном смысле. Оба чувствовали неловкость, словно их дружба только зарождалась, а не была в самом разгаре.
— Спасибо за сыр.
— Надеюсь, ты такой любишь?
— Да. — Люк помолчал и добавил: — Очень. Обожаю датский голубой с плесенью.
— Это «Стилтон».
— Ах да, какой же я дурак. Конечно, «Стилтон».
Пауза.
Мимо прошли несколько мужчин — у каждого небольшие красные пакеты с золотыми кистями.
— Привет, Люк!
— Привет!
— Привет!
— Привет, ребята!
Они скрылись, и Мерси спросила:
— А эти пакеты… что в них такое? Они идут на вечеринку?
— Нет, там обувь для боулинга. «Краун-роял».
— Понятно. Это их команда?
— Нет. Сорт хлебной водки, — улыбнулся Люк. — Покупаешь бутылку, а пакет потом используешь для чего-нибудь другого.
— Значит, обувь для боулинга?
— Обувь для боулинга.
Снова молчание.
Тема Джесса висела в воздухе.
Наконец, глядя в окно на улицу, Мерси спросила:
— Ты не сомневаешься, что это несчастный случай?
— Что?
— Смерть Джесса.
— Да.
— А последствия какие-нибудь были? Ты ведь говорил о наркоторговцах?
— Нет. Ничего. Больше ни одного звонка.
— А полиция?
— При чем тут полиция?
— Ну как же… они всегда интересуются… человек умер в общественном месте. Что они говорят? Все в порядке?
Люк поскреб левую щеку у губ. Молчи. И ответил:
— Да.
Мерси не поверила. По крайней мере, поняла: что-то недосказано. Но не стала больше расспрашивать. Было ясно, Джесс так и останется загадкой, пока Люк когда-нибудь не заговорит. Но это зависело только от него.
— Дай огоньку, — попросила она.
— Конечно, — он поднес зажигалку к ее сигарете и закурил сам.
Мерси сделала глоток вина, положила ногу на ногу и откинулась на спинку стула.
— Ты часто сюда приходишь? — спросила она.
Люк на мгновение смутился, но, заметив ее улыбку, расхохотался:
— Частенько. Почти каждый вечер. Но тебя ни разу здесь не видел.
— Я работаю в другом районе.
— Понятно, — молчание. — Ты замужем?
— Я вдова.
— О! — недолгая пауза и взгляд на руки. — Собираешься снова замуж?
— Ну… не знаю… это от многого зависит.
— От чего?
— Смогу ли я освободиться. От прошлого. Есть такие связи, которые я не в состоянии порвать.
— Какие, например?
— Речь о человеке по имени Том. По фамилии Боумен. Ну и другое.
— Продолжай.
Люк долил вина в стакан Мерси и открыл еще одну бутылку пива.
— У меня есть дети.
— Наслышан.
— Да. Но это взрослые дети. О них никак нельзя забывать.
— Разумеется. Зачем же забывать?
— Не хочу, чтобы они стали проблемой для кого-то еще.
— А почему ты думаешь, что дети — это проблема?
— Есть люди, которые не переносят чужих детей. Особенно если у них самих детей нет.
— У меня был Джесс. Джесс и все остальные. Все остальные, включая мать и отца.
— Это не дети.
— Дети. Во всех отношениях, кроме одного.
— Какого?
— Возраста. Все мои дети были пятидесятилетними подростками.
— А теперь умерли? Все?
— Мать и отец. Джесс. Гек. Он первый, после Бет. Она умерла при рождении. Марбет после этого так до конца и не оправилась. Роды были тяжелыми, очень тяжелыми, а потом Бет скончалась. Прожила всего дня четыре, но достаточно, чтобы Марбет и Проповедник ее полюбили. Печально.
— Да. Как у моих соседей, Саворских. Их ребенок недавно умер.
— Это не у того парня, из компании «Белл», который приезжал чинить телефон, когда я перерубил кабель?
— У того самого.
— Он показался мне славным малым.
— Хороший парень.
— Ты знала моих родителей? Марка и Эбби?
— Нет. Но слышала о них. Я думаю, все слышали: в ту пору Стратфорд был совсем маленьким городом. Каждый знал о других все.
— И что ты о них слышала?
— Что они много пили. Ссорились на людях. Даже не ссорились, а дрались. И порой полиции приходилось вмешиваться. А когда они умерли, их сын остался один. Вот только твоего имени я не слышала. В те времена. Извини, что я это говорю. Но дебоширы Куинланы были у всех на устах. Им постоянно перемывали косточки.
— Все нормально. Еще повезло — могло быть хуже, учитывая, что они сотворили со своими жизнями. Только Бог ведает, были ли они когда-нибудь счастливы. — Люк на мгновение задумался и продолжал: — Если вспомнить, удачных браков не так уж и много, верно?
— Мой был удачным. С Томом. А не с тем сукиным сыном, Стэном. С Томом — да.
— Мне казалось, вы не были в браке.
— Не были. Но лучшего замужества не представить.
— Ты его любила?
— Да. — Мерси помолчала. — Ты его помнишь? И всех его кошек?
— Конечно. Я заправлялся у него, когда начал водить машину. Его колонка стояла в южной части города, куда моих родителей никогда не заносило.
— А когда ты начал ездить?
— В тринадцать лет.
Мерси удивленно подняла брови:
— Но у тебя в те годы не могло быть машины.
— И не было. А зачем мне? Я катался на их машине. Родители дошли до такой кондиции, когда лучше сидеть дома, чем выходить на улицу.
— А как же магазины? Им же нужно было покупать продукты. Покупать выпивку.
— Нужно… И поэтому…
— Поэтому?..
— Поэтому я их возил. На стоянке перебирался на пассажирское сиденье, а они шли в магазин и дурили продавцов. «Зерс» назывался тогда «Лоблоз». Я составлял для матери список покупок, а она врала продавцам, будто почти слепа и ей требуется помощь…
— Ха!
— Да, да, — хмыкнул Люк и состроил гримасу. — «Пожалейте меня: я почти ничего не вижу. Помогите!» Конечно, как тут что увидишь, когда зенки зальешь. Цеплялась за прилавок руками, чтобы не упасть. Отец составлял свой список сам. Ковылял по рядам, возвращался с полной тележкой бутылок, и я перегружал их в багажник.
— А кто за все платил? Они же не работали.
— В итоге я. А до этого было отцовское наследство. Он получил дом и приличную сумму денег.
— Дом?
— Вот этот дом.
— Понятно. Но деньги? Ведь были и другие дети?
— Проповедник понимал, что другие заработают себе на жизнь. Так более или менее и случилось. А отец никогда бы себя не обеспечил. И Проповедник не хотел, чтобы тот умер в нищете.
— О таких вещах говорят: «подать богатому».
— Справедливо. Отец был богат тем, что, по его мнению, ничего не имел. Богат нуждой. Нужду он превратил в образ жизни, в оправдание бегства от мира. Никто никогда мне ничего не давал. Только материнскую любовь, крышу над головой и стол, как всем детям. Отцу этого было недостаточно. Он хотел большего. Он хотел убежища на всю жизнь.
— Как Джесс?
— Нет, у Джесса было иное оправдание — страх поражения. Отец обожал поражения. Они подкрепляли его статус достойного пьяницы.
Мерси посмотрела на деревья.
Листья трепетали на ветру. Сухие, но яркие. Зеленые.
— Как хорошо, что они у нас есть, — проговорила она и показала на деревья рукой. — Они по-своему рассказывают нам историю наших жизней.
— Да, — улыбнулся Люк. — Наверное, поэтому я — садовник.
Они допили пиво и вино и отправились в дом.
Ужин получился на славу. Еда была простой, но богато приправленной специями.
— А ты хороший повар, — заметила Мерси, нарезая сыр.
— Я прилично готовлю два-три блюда, — рассмеялся Люк, — фритату, креветки под чесночным соусом — все в этом роде. И жаркое из говядины. Но редко приходится готовить. Для себя почти никогда. Слишком усталым возвращаюсь домой. В основном питаюсь кемпбелловскими готовыми супами. Прекрасная вещь для одного. И еще ужинами «Крафта».
