ГЛАВА ТРЕТЬЯ
В одно прекрасное утро Римини проснулся оттого, что кто-то сильно тряс его за плечи. Открыв глаза, он увидел перед собой крупные, рельефно выпирающие грудные мышцы личного тренера отца. В первый момент Римини подумал, что все это ему снится, и вновь зажмурил глаза. Тряска не прекращалась; Римини был вынужден присмотреться повнимательнее и не мог наконец не признаться себе в том, что видит эти мышцы, эти сильные руки и этот медный, загадочно позеленевший браслет наяву; кроме того, его на мгновение опьянил исходивший от тренера свежий аромат — смесь полоскания для полости рта и хорошего лосьона после бритья. Удивляясь самому себе, Римини вздохнул с облегчением — он вдруг ощутил, что спортивный ангел, этот его персональный мессия не только вытащит его из этой персональной бездонной пропасти — из кровати, но и избавит от боли, которую он в последнее время испытывал. Прикрывая нос и рот ладонью, тренер распахнул настежь окна в гостиной и повернул жалюзи так, чтобы они пропускали свет; развернувшись, он спокойно осмотрел комнату и, сделав для себя выводы, приступил к активным действиям. Человеком он был простым и решительным; о том, что в квартире его старого знакомого и клиента происходит что-то не то, ему сообщил консьерж, видевший за пару дней до этого, как газовщики отключили газ и сняли счетчик — с тем же злорадством, с каким неделей раньше электромонтеры, которых сопровождали уполномоченные представители электросбытовой компании, отключили электричество. На фоне весьма оптимистичных известий из Монтевидео — а отец Римини время от времени позванивал тренеру, чтобы разделить с ним радость по поводу успешно продвигающейся продажи, — эти новости показались опытному тренеру подозрительными. С одной стороны, Римини был для него не более чем сыном одного из постоянных клиентов; с другой — в свое время отцу Римини удалось тронуть душу сурового спортсмена рассказом о неприятностях сына, то есть о похищении Лусио Софией и о том, что за этим последовало. Тренер прикинул, что к чему, и, заподозрив неладное, взял недельный отпуск за свой счет, отменив к тому же несколько индивидуальных занятий, чтобы посвятить все свое время решению явно серьезного и требующего безотлагательного вмешательства вопроса. У самого тренера детей не было; жил он один. Забота о собственном теле предполагала весьма специфический образ жизни; его привычки и распорядок дня вряд ли устроили бы кого-то, кроме разве что коллеги — женщины-инструктора по фитнесу или персонального тренера. Беда заключалась в том, что тренерши были не в его вкусе. Таким образом, опытом решения семейных сложностей тренер не обладал; зато он немало наобщался с опустившимися, даже павшими людьми. Наплевательское отношение к себе и к своему здоровью, физическая деградация, неспособность к какой бы то ни было работе и ослабление силы воли — равно как и психологическое выражение подобного физического состояния — были теми проблемами, которым тренер, человек уже зрелый, достигший некоторых успехов и материального благополучия в сфере туризма, где, кстати, он с ними и столкнулся, — решил посвятить свою жизнь. Случай Римини был, несомненно, серьезным, но не из ряда вон выходящим: таких людей тренеру уже не раз доводилось возвращать к жизни. Первым делом он решил хорошенько отмыть Римини; вспомнив о том, что в квартире отключен газ, а следовательно, нет горячей воды, тренер даже обрадовался: ледяной душ или ванная станут более действенным лекарством. Он открыл все краны; в трубах что-то забулькало и зачихало. Тренер присел на краешек биде и стал ждать. Скоро он убедился в том, что его надежды добыть воду в этой норе тщетны: лишь несколько красновато-коричневых капель упали из крана в ванную — на покрытый слоем плесени, если не мха, резиновый коврик для ног. Тренер вернулся в гостиную, крепко обмотал Римини одеялом и, легко забросив его на одно плечо, понес прочь — как можно дальше от этого гиблого места.
Сам он жил в районе Нуньес, на двадцать каком-то этаже небоскреба-башни — из тех, что в ветреные дни, кажется, немного покачиваются и содрогаются, когда близко пролетают самолеты. Первый этап реабилитации — самый трудоемкий, по словам тренера, но не самый трудный (ибо тому, кто находится на самом дне, любой, даже самый маленький прогресс кажется гигантским скачком, а тому, кто выплыл, — любой, даже самый маленький сдвиг кажется чудовищно тяжелым предприятием, требующим огромных усилий) — Римини предстояло провести в помещении, которое его спаситель называл ни много ни мало храмом. Это была просторная прямоугольная комната с видом на реку; ее обстановку составляли не совсем типичные для жилого помещения предметы: каучуковый матрас, толщиной с обыкновенный ковер, циновка татами, станок с параллельными брусьями, беговая дорожка и два силовых тренажера с набором грузов — все это зрительно удваивалось, отражаясь в зеркале, занимавшем целиком одну из стен. Идеальное место — а Римини оказался идеальным пациентом. Тренер разработал для него индивидуальную программу с постепенно возрастающей нагрузкой, которая включала не только физические упражнения, но также диету, прием комплекса витаминов, гидротерапию и массаж. Римини взялся за дело, не задумываясь над тем, нужно ему это или нет; к занятиям он относился, как истово верующий человек к религиозным обрядам, — эти занятия направляли его жизнь в определенное русло и избавляли от необходимости лично принимать какие-то решения; впрочем, в отличие от любой другой религии, эта не требовала взамен никакой интеллектуальной или же духовной отдачи. Римини скрупулезно выполнял все предписания тренера — даже когда того не было дома. Любой другой на его месте воспользовался бы отсутствием наставника для того, чтобы снизить нагрузку, провести какое-то время в праздности или хотя бы разнообразить свое существование такими невинными удовольствиями, как телефон, телевизор или книги; Римини же не отвлекался ни на что — отчасти вследствие все еще сохранявшейся в нем болезненной инертности, отчасти из просыпавшейся убежденности в том, что действительно нужно с собой что-то делать, и лучше — под руководством того, кто знает как; наконец — просто потому, что в квартире не было ни радио, ни музыкальной аппаратуры. Тренер был несколько глуховат; из печатной продукции он потреблял только специализированные издания типа «Muscle Today», «True Fitness» и «EveryBody», которые ему переводила коллега, в совершенстве владевшая английским, — впрочем, и эти не самые увлекательные для простого читателя журналы хозяин квартиры благоразумно убрал под замок. Телевизор у него был — он включал его ненадолго либо по вечерам, чтобы скорее заснуть, либо во время занятий, настроив на канал «Телемагазин», чтобы быть в курсе, что, как он выражался, «впаривают народу» под видом очередного портативного чудо-тренажера, спасительного корректора фигуры и прочих достижений «великой индустрии обмана, которая крутит и вертит теми, кто хочет купить здоровое тело за деньги». Так вот, чтобы не проверять на прочность еще не окрепшую силу воли Римини, тренер взял да и заблокировал телевизор какой-то комбинацией клавиш, не зная которую пациенту оставалось воспринимать этот черный ящик лишь в качестве еще одного — но, в отличие от остальных, совершенно бесполезного — предмета обстановки. Целью тренера было даже не столько оградить Римини от ненужных впечатлений, сколько не дать ему расплескать попусту скромное количество энергии, которое в нем образовалось с начала занятий. С точки зрения опытного спортсмена, распад личности Римини представлял собой типичный случай энергетической энтропии: сначала — нарушение привычного порядка и циркуляции внутренней энергии, а затем и ее беспорядочная, хаотичная утечка. От Римини и его наставника требовалось перекрыть пути этой утечки; затем им вместе предстояло накопить энергию в минимально достаточном количестве для того, чтобы процессы расходования и траты пришли в равновесие, обеспечив протекание в организме Римини самоподдерживающейся реакции обмена. После этого оставалось лишь вбирать дополнительную энергию и ждать того, что по-английски называется «feedback», — отдачи. Римини не вдавался в теоретические размышления, но, следуя основанным на них рекомендациям тренера, очень быстро стал чувствовать себя гораздо лучше. Думать ему ни о чем было не нужно: его разум, воображение и память представляли собой чистые листы, поверхности, равномерно покрытые белой краской, — наподобие стен в его храме, единственным украшением которого был большой фотопортрет Чарльза Атласа в спальне тренера. Это была увеличенная фотография с обложки одной из брошюр, описания комплекса упражнений по методике Атласа, — в свое время программы заочных тренировок издавались огромными тиражами. Больше никаких картин, никаких изображений в квартире тренера не было; он считал, что изображения поощряют внутреннюю слабость и препятствуют достижению совершенства одного-единственного образа — своего собственного тела. В его жилище можно было ощущать себя как в тюрьме или же как в буддистском храме: здесь все было подчинено правилам, ритму и законам многократного повторения. Римини понадобилось меньше недели для того, чтобы начать приходить в себя; ощущение было такое, словно у какого-то беспозвоночного создания — амебы или, например, медузы — стремительно стал формироваться позвоночник, внутренняя опора, а вслед за ним — и полноценный скелет; и вот эта еще недавно бесформенная масса вдруг стала обретать способность держаться прямо, расправить плечи и даже самостоятельно и целенаправленно передвигаться — впервые за последние несколько месяцев.
