Екатерина Красавина
Храм украденных лиц
Существуют дворы, напоминающие колодцы. Когда находишься внутри их, кажется, что попал в какую-то бездонность. И только небо, обрамленное домами-стенами, вселяет чувство надежды и уверенности, что выбраться из колодца можно. Приблизительно такое чувство охватило Губарева, когда он вошел в этот квадратный двор, со всех сторон замкнутый домами. Попасть в него можно было только через ворота, минуя охранника. Дом был элитный, и так просто подойти к нему было нельзя. Его напарник, притихший, шел рядом.
— Нравится? — кивнул Губарев на дом.
— Мрачновато, — откликнулся Витька.
— И страшновато, — добавил майор.
Они пересекли двор и подошли к нужному им подъезду. Набрали код, который им сообщила по телефону женщина, к которой они сейчас и направлялись. Поднялись в лифте на шестой этаж. Перед широкой дверью, обитой кожей темно-шоколадного цвета, Губарев вздохнул.
— С этой публикой хлопот не оберешься.
Но он ошибся. В приятную сторону. Жена, теперь уже вдова известного хирурга, специалиста по пластическим операциям Николая Дмитриевича Лактионова, оказалась весьма милой женщиной. Без спеси и фанаберии. Худенькая, маленькая, она напоминала скорее подростка, чем тридцатичетырехлетнюю женщину. Темные большие глаза, наполненные болью, трогательные плечики. «Как воробышек, — неожиданно подумал Губарев. — Даже не знаю, как начать разговор». Дина Александровна смотрела на Губарева. Во все глаза. А он — на нее.
— Майор Губарев Владимир Анатольевич, — представился он. — Следователь.
— Старший лейтенант Павлов Виктор Николаевич.
— Проходите, — тихо сказала вдова, отступая внутрь.
Коридор был квадратным. Просторным. На стенах висели картины. Губарев скользнул по ним взглядом. Интересные работы. Московские дворики. Букеты цветов.
Вдова зябко повела плечами, словно ей было холодно, и предложила:
— Проходите в гостиную.
Гостиная была размером с три стандартные комнаты. Губареву показалось, что здесь вполне можно устроить танцевальный зал. Около окна протянулось большое зеркало. В толстой позолоченной раме с завитушками. Общий стиль гостиной был изысканно-дворянским. Губарев словно попал в особняк позапрошлого века. Изящный диван, обитый гобеленовой тканью, красиво подобранный паркет. Напротив дивана — высокий круглый стол со стульями. И стол, и стулья тоже были в старинном стиле. В комнате было много света, воздуха.
— Садитесь, — взмахнула рукой Дина Александровна, показывая на стулья.
Выдержат ли они нас с Витькой, подумал Губарев. Но стулья оказались, несмотря на внешнюю легковесность, прочными и удобными.
Дина Александровна села на диван. Губареву показалось, что ей хотелось забраться на него с ногами. Возможно, это была ее любимая поза. Но она села прямо, укутавшись в темно-серую шаль.
— Вы уже знаете, что ваш муж убит… — начал Губарев. Он вспомнил, как вчера вечером его с Витькой вызвали в клинику «Ваш шанс». Уборщица обнаружила труп известного хирурга Лактионова Николая Дмитриевича. Приехав на место, они обнаружили врача, убитого рядом со своим столом. Он лежал на полу и смотрел вверх остекленевшими глазами. Правая рука покоилась на левой стороне груди, словно у него внезапно стало плохо с сердцем и он схватился за него. Тело увезли на вскрытие. Майор с напарником внимательно осмотрели кабинет. Губарев взял портфель хирурга с бумагами. Для осмотра. Предварительно с него сняли отпечатки пальцев. Убийца не прихватил его с собой. То ли торопился, то ли портфель не представлял для него никакой ценности. Вдова внимательно смотрела на него.
— …Мы хотели бы спросить вас: не наблюдалось ли в последнее время в поведении вашего мужа что-то необычное? Был ли он чем-то встревожен, испуган?
Дина Александровна подняла брови. На ее лице не было косметики. И от этого оно казалось по-девичьи беззащитным.
— Да нет. Ничего такого я не заметила.
— Может быть, ему кто-нибудь угрожал? Губареву показалось, что Лактионова собиралась улыбнуться, но вовремя спохватилась.
— А кто мог ему угрожать? — ответила она вопросом на вопрос.
— Ну, не знаю. Вам виднее.
— Мой муж, — подчеркнула Дина Александровна, — являлся одним из крупнейших хирургов-косметологов Москвы. И все пациенты выражали ему признательность и благодарность. Хотите посмотреть? — И, не дождавшись ответа, Дина Александровна встала с дивана и вышла из комнаты. Вернулась она с красивым толстым альбомом в руках. Молча положила его на стол перед Губаревым. — Вот смотрите.
Губарев взял альбом и раскрыл его. Это были копии грамот, благодарственные отзывы пациентов. Тоже копии.
— А где оригиналы?
— На работе. Мужу нравилось просматривать этот альбом. Поэтому он и держал дома эти копии.
Тщеславный человек, подумал Губарев. Или просто знающий себе цену. А что в этом плохого — знать себе цену? Ничего.
Отзывы оставляли знаменитые артисты, политики, звезды шоу-бизнеса.
— Как вы понимаете, этот альбом не для посторонних глаз.
— Понимаю.
Губарев представил, сколько труда, сил и денег требуется для того, чтобы твой вид соответствовал эталонам моды и времени. Он вспомнил кукольные личики многих актрис, которые словно раз и навсегда застыли на одной возрастной отметке. Как манекены. И в этом заслуга таких хирургов, как Лактионов, которые своими руками слепили им «нужное» лицо.
— Были ли у вашего мужа неудачные операции?
— Ни одной. Он — гений в своей области. Настоящий гений. — Голос у Дины Александровны слегка дрогнул.
— А конкуренты?
— Мой муж не хотел никакой конкуренции, зависти, интриг и подножек. Поэтому он и ушел из государственной клиники. И основал свою, частную фирму. Он работал самостоятельно и ни в ком не нуждался.
— И все-таки его убили… — сказал Губарев и посмотрел на Дину Александровну. — Почему?
Лицо Дины Александровны потемнело.
— Это какой-нибудь маньяк. В последнее время их развелось слишком много. Психов и просто ненормальных людей.
— Совершенно с вами согласен. Но даже маньяк должен иметь какой-нибудь мотив для убийства.
Вдова промолчала.
— Вы давно женаты?
— Семь лет.
— Вы… первая жена?
— Нет, — спокойно сказала Дина Александровна. — Третья.
— А… другие жены? Николай Дмитриевич с ними общался?
— С первой, насколько я знаю, — нет. А со второй… — Дина Александровна едва заметно напряглась, — общался. Но не столько с нею, сколько с ее детьми. Общими детьми, — поправилась она.
— Их двое?
— Да. Сыновья.
— Какого возраста?