Седов обернулся. Кира в окружении подруг уже удалялась в сторону поселка.
— Сволочь этот Роберт Аванесович! — напоследок добавила она.
Вечеринка угасла. Музыканты предусмотрительно собирали аппаратуру, люди расходились к палаткам, костры заливали водой. Огни погасли.
Паша пошел к отелю. По дороге он искупался в море, посидел на берегу. Облака скрыли Млечный Путь и луну, на берегу стало очень темно. Темно по-настоящему, а не так, как в городе, когда где-то поблизости светятся окна в домах и обязательно горит скучный фонарь.
Эта природная темнота была пугающей. Глотнув ее однажды, можно было поверить в слепоту и в… маньяка.
В вестибюль отеля Седов вошел одновременно с Робертом, успешно завершившим свои репрессии. Выглядел душитель свободы очень собранно и по-деловому.
— Могу я пригласить вас на чашку кофе? — тоном, не терпящим отказа, спросил он.
— Конечно, — ответил Паша, мечтая рухнуть мордой в подушку и проспать сорок часов кряду.
— В моем кабинете, — предложил Роберт. Он направился к лифту. Паша последовал за ним.
Кабинет Роберта отличался от декораций всего отеля: дорогая мебель темного дерева, кожаные кресла, картины с морскими пейзажами. Почему-то свое личное пространство Роберт обустроил совсем не по-советски.
Кофе он налил из кофемашины, сам подал, поставил вазочку с конфетами. Алкоголь не предложил. Паша стрельнул глазами по кабинету — бара тут явно не было.
— Павел, — сказал хозяин очень даже дружелюбно, — я должен вам спасибо сказать за то, что вы разузнали о моей дочери.
— Главное — ее найти, Роберт…
— Я написал заявление в милиции, — предупредил Пашины слова хозяин отеля. — И еще хочу сказать, что зря моя жена скрыла истинные причины вашего появления в отеле. Она мне помочь хотела, так что я ей благодарен. И кстати, я навел справки о вас. Узнал, что вы работали в органах, были следователем и вас ценили. Потом вы бросили службу и стали частным детективом. А после одного случая оставили и это занятие. Сейчас иногда работаете охранником, но чаще просто сидите дома и напиваетесь. Вы не имеете привычки ездить куда-то отдыхать. И сюда вы бы ни за что не приехали, если бы вас не позвала Вика.
— Все верно, Роберт, я приехал из-за Вики. Из-за Вики и моря. Я рад, что смог немного помочь вам. — Паша подумал недолго и добавил: — У меня только один вопрос: участвовала ли в похищении Ираиды самой себя ее мать? Как вы думаете, это возможно?
Роберт удивленно приподнял брови:
— Не может быть… То есть… как раз — наоборот: вполне вероятно. Наверное, вам это надо как-то объяснить. Если вам не скучно, я расскажу свою семейную историю. — Тут Роберт неприятно усмехнулся.
Паша поощрительно кивнул собеседнику, достал сигарету. Рассказчик жестом попросил одну.
— Спасибо, — сказал он, жадно закуривая, — я бросил, но… не бросил.
— А как вы с Леной познакомились? Она не вашего круга штучка.
Роберт небрежно махнул рукой:
— Ой, я не смотрю на круги! Хотя, конечно, если в целом… Лена парикмахером работала, я стригся у нее. Она мне понравилась, я стал с ней встречаться. Быстро понял, что дамочкой она была… жадной, все в жизни мерила деньгами. Не хочу о Лене говорить плохо, она мать моего ребенка, но жалею, что сразу не разглядел. После того как расстались, я ее года полтора не видел. Потом — появилась! И первое, что сказала: мне деньги нужны! Она ребенка родила от меня, так что я ей должен. Я попросил ее хотя бы дочь мне показать. Она принесла девочку. И я уже ничего не мог с собой поделать — сразу понял, что это мой ребенок, что я не могу от нее отказаться… Ну и так далее.
Паша чувствовал себя полковым капелланом. Отчасти это было неловко, а в целом — интересно. Любопытство, которое так часто руководило Пашиным разумом и поступками, удовлетворялось словами Роберта, как голодная собака — украденными у хозяина отбивными.
Роберт налил себе еще кофе, предложил Паше. Поставив на столик две чашечки, продолжил рассказ:
— Но из Ленки мать была еще та! Ребенок всегда был грязный, одежка в пятнах, сопли по колено! Кормила девочку вареной колбасой. Курила, держа дочку на руках! — Воспоминания сердили Роберта. — И как-то Лена намекнула, что за деньги отказалась бы от Ираиды. Я сказал, что готов заплатить. Тогда она такую сумму загнула, что я офигел. Поехал к отцу. А он мне сказал: ребенок — это не предмет купли-продажи. Отдай ей, сколько она хочет, получи расписку и забери дочь. Так я и сделал. Удочерил Ираиду по закону, добился от Лены официального отказа от ребенка, чтобы никаких претензий не последовало. Только это не помогло. Кстати, когда Ленка дочь продала, она уже снова была беременна. Без мужа. И еще лет шесть прошло, когда я увидел ее снова. Она была очень бедной, очень жалкой, просила о помощи. Об Ираиде не вспоминала. Я сказал ей — почему о дочери не спрашиваешь? Она говорит — у меня много других детей, за Ираиду не волнуюсь. Трое тогда уже было, кажется… Я дал ей немного денег. И это было ошибкой. Лена тут же сориентировалась и стала звонить мне регулярно. Просила денег взаймы, просила помочь: ее дети голодают. Причем продукты она не брала, а только деньги. Потом придумала, что тоскует о дочери, а я — подлец, который лишил ее дочерней любви! Павел, я клянусь, что она сама мне предложила ее отдать!
— Я верю вам, Роберт. Думаю, вы правильно поступили.
Роберт вздохнул и потянулся к пачке сигарет.
— По-моему, я неправильно поступил, — признался он. — Если бы я поступил правильно, то Ираида выросла бы такой, как я мечтал: умной, доброй, воспитанной. Я много вижу детей вокруг — у меня много родственников, у всех есть дети. Они разные, есть умницы, как моя племянница Офелия. Есть шкоды, как Тигранчик, сын моего троюродного брата. Но такой, как Ираида, нет ни у кого.
— Девочка росла без матери, — сумничал Паша, — говорят, это очень плохо для ребенка.
— Правду говорят, — согласился Роберт с такой горечью в голосе, что Седову вдруг стало его жаль. — Одно утешает — родная мать воспитала бы Иру еще хуже.
— А что в Ираиде не так?
— Она думает только о деньгах. Это у нее, видно, наследственное. Очень печалит, что дочь слова правды не говорит. Зачем столько лгать? Говорит, что идет с подружками гулять, а сама по магазинам в городе ходит. Зачем? Разве я запрещаю по магазинам?..
— Может, с ней поговорить надо?
— Я говорил! С самого раннего детства говорил. Поэтому и в школу определил элитную. В той школе толпа психологов, море всяких педагогов, воспитателей. Я просил их помочь, посоветовать, что мне делать. Как мне дочь отучить лгать, доброй вырастить, открытой? А они: «Ираида хорошая девочка, у нее переходный период… Ложь — это защита». Они так говорят. Но от чего ей защищаться?
