«Пусть бы только попробовала», — подумала Элизабет, распаляя себя для перебранки, — все лучше, чем сходить с ума от страха за Джолин. Она была не в настроении расшаркиваться и соблюдать правила.
Ходики над полочкой с раскрашенными деревянными фигурками показывали 10:30. Прошло больше часа с тех пор, как Кауфман появился на пороге редакции. Элизабет предоставила ему разбираться с Элстромом, а сама помчалась в больницу. Там долго требовала, чтобы ее отвели к Джолин, но сестра Рэтчет не пустила дальше приемной.
Оставалось топтать дорожку, молиться и ломать голову, что же, черт возьми, случилось.
Она уже почти решилась снова штурмовать регистратуру, когда в коридоре, ведущем к смотровым, показался Док Трумэн, маленький седой человечек в белом халате. На шее у него болтался стетоскоп, густые, абсолютно белые волосы были аккуратно зачесаны назад, открывая высокий лоб. Несмотря на малый рост, он казался олицетворением спокойной уверенности и отеческой мудрости. Левый рукав халата был запачкан кровью, и взгляд Элизабет сразу же метнулся к особенно яркому на белой манжете пятну. Сердце у нее оборвалось, в груди заныло от пустоты.
— Господи, Джолин! — выдохнула она, зажимая себе рот ладонью и ничего не видя от подступивших слез.
— Вы Элизабет? — спросил доктор.
— Как она? Что с ней? Можно ее увидеть? Джолин, самый близкий и родной человек, почти сестра. Для Элизабет она была семьей в большей степени, чем Джей Си. В Стилл-Крик она была ее лучшей и практически единственной подругой. Боже, если Джолин оставит ее… Элизабет чуть не завыла в голос от охватившего ее плотным кольцом вязкого, липкого, как трясина, одиночества.
Док Трумэн открыл медицинскую карту Джолин, черкнул в ней что-то шариковой ручкой.
— У нее сотрясение мозга, глубокие порезы, несколько сильных ушибов, — сказал он, щелкнул ручкой и убрал ее в нагрудный кармашек, внимательно глядя на Элизабет из-под кустистых седых бровей. — До завтра мы еще ее понаблюдаем, но вообще-то, должен сказать, вашей подруге крупно повезло.
Элизабет почувствовала себя слабой и беспомощной от захлестнувшей ее волны облегчения пополам с пережитым страхом, гневом и всем остальным, что мучило ее с тех пор, как она переступила порог приемного.
— Что с ней случилось? Можно мне к ней?
— Можно, но ненадолго. Шериф Янсен проводит вас до палаты.
Тут в том же коридоре, откуда пришел Док Трумэн, эффектно, как актер на сцене, с суровым лицом появился Дэн. Элизабет подошла к нему, не говоря ни слова. Дэн, тоже молча, повернул обратно, приглашая ее за собой. По дороге он кратко изложил то, что узнал от Джолин, начиная с того, как она нашла книжку, до появления Рича и драматической сцены, разыгравшейся на свалке Уотермена.
— Он решил перебить ей шею монтировкой, посадить в машину и включить мотор, чтобы было похоже на аварию, — бесстрастно рассказывал Дэн. — Джолин сорвала его планы. Она понимала, что до машины не доберется, и потому начала петлять между кучами металлолома, пытаясь уйти. Разумеется, Кэннон погнался за ней, а она ухитрилась обрушить на него сверху груду железа.
Элизабет содрогнулась, представив себе, что должна была испытывать Джолин, когда со всей определенностью поняла, что тот, кого она любила когда-то, хочет убить ее. Воображение живо рисовало ей каждый шаг погони, каждый звук, запах, медный привкус страха и соленый — слез.
— Он мертв? — спросила она.
— Не знаю. Был без сознания, когда его грузили в вертолет. Я недавно звонил в травмпункт госпиталя Святой Марии. Там говорят, состояние у него неважное.
Это как посмотреть, подумала Элизабет. Узнав о смерти Рича Кэннона, лично она не грустила бы ни минуты. Он испортил Джолин всю жизнь, а потом еще и намеревался убить ее. Нет, было бы только справедливо, если бы Рич за все зло, которое он причинил близкому Элизабет , человеку, подох на свалке под кучей мусора.
Джолин лежала на больничной койке с лицом белее .простыни, с черными кругами под глазами. Вдоль грубого пореза на правой щеке тянулась линия аккуратных мелких стежков. Лоб полностью закрывали бинты, и руки от локтя до кончиков пальцев были тоже забинтованы, придавая Джолин некоторое сходство с мумией. Рядом с нею, с другой стороны кровати, голова к голове с нею сидел Игер и смотрел на Джолин с нежностью и тревогой.
— Привет, малышка, как ты? — произнесла Элизабет заплетающимся языком. Она хотела взять подругу за руку, но вспомнила о бинтах и крепко стиснула пальцами железную спинку кровати.
Джолин взглянула на нее стеклянными от лекарств глазами.
— Глупый вопрос, — слабо произнесла она, пытаясь улыбнуться онемевшими от лидокаина губами. — Будь журналистом, догадайся сама.
— Нет уж, — протянула Элизабет, мотая головой.
— Прости за срыв выпуска, — пробормотала Джолин.
— Все хорошо, детка, — шепнула Элизабет, крепче сжимая прутья кровати. — Стилл-Крик как-нибудь обойдется одну неделю без плохих новостей.
Совесть терзала ее невыносимо. Если б не ее твердое намерение печатать правду и самой эту правду выискивать, с Джолин ничего не случилось бы. Надо было предоставить все Дэну и Игеру; кому в Стилл-Крик так уж нужно читать в глупой еженедельной газетке именно правду и ничего кроме? С них довольно новостей из местного клуба и воскресного меню «Пиггли-Виггли».
— Ты не виновата, — возразила Джолин, безошибочно прочтя выражение лица подруги. — Ты ведь не господь бог. Я сама туда сунулась. Я так решила и рада, что не струсила.
Конечно, ее не радовало то, что ее едва не убили, но все равно она ни минуты не жалела об остальном. Она распорядилась собой как пожелала, раз навсегда перестав оглядываться на прошлое; она сама спасла себя от гибели. Там, на свалке, петляя между нависающими над головой горами ржавого металла, не зная, будет ли жива через минуту, она острее, чем когда бы то ни было, ощущала, что живет, и все ей было совершенно ясно: кто она, кем может стать, чего хочет.
Над нею склонился Игер, осторожно убрал ейот лица пряди волос.
— Тебе надо поспать, родная, — прошепталон. Его темные глаза блестели тревожно и горячо.
Джолин улыбнулась, кривясь. Веки тянуло вниз как магнитом, тело отяжелело от усталости. Спать. Правильно, она хочет спать.
— Ты такой хороший, — прошептала она, глядя на Игера.
У Игера сдавило горло от нежности.
— Я тебя люблю, — пробормотал он, отводя в сторону выбившийся из ее повязки пушистый каштановый локон.
На плечо Элизабет тяжело легла ладонь Дэна. Элизабет оглянулась; он молча кивнул на дверь, они вышли вместе и пошли по темному коридору к приемной.
На улице уже совсем стемнело. Молодая кукуруза на поле за домом престарелых шелестела на ветру. Где-то вдали гавкнула собака, и снова стало тихо — ни шума автомобилей, ни звуков музыки из открытых окон. Все вокруг дышало покоем — или так только казалось? — и сладко пахло геранью, жимолостью и свежескошенной травой.
