— Самой большой ошибкой было бы остаться здесь.
— Что именно вдруг перестало тебя устраивать в нашей жизни?
— Наша совместная жизнь стала просто привычкой.
— А что в этом плохого? Это удобная привычка. Как раз этим она нравится мне. Помнишь, у Томаса Харди Габриэль говорит своей возлюбленной: «Как ни посмотришь ты, тут буду я, как ни посмотрю я, тут будешь ты».
— Но как посмотреть, если тебя нет дома, Бриз?
— Не так уж ты скучаешь, когда меня нет дома, — возразил Бриз. — Болтаешь с подругами или заберешься пораньше в постель, чтобы там и поужинать и посмотреть видео.
— Но не каждый вечер.
— Ради бога, Плам! Стоит только тебе снять эту паршивую трубку — и ты сможешь отправиться на любую вечеринку в этом городе. И друзей для этого у тебя предостаточно. Я же твой муж, а не сопровождающий.
— Наверное, поэтому ты никогда не уделял мне достаточно внимания.
Бриз, удивленный ее непреклонностью, проворчал:
— Согласен, я не идеальный муж, но последние десять лет в нашей жизни в целом все складывалось удачно. Я давал тебе все, что ты хотела, и все, что мог. Но я не могу превратиться в современного простака только потому, что ты решила, будто в этом году тебе требуется именно это.
— Пожалуйста, не пытайся…
Бриз сделал над собой огромное усилие и сбавил тон.
— Ради бога, измени свое решение. У кого-то бывают любовные приключения в круизах, иные предпочитают иметь их на курортах, но все это лишь небольшое отвлечение от привычной жизни, не более того. Ради бога, — взмолился он, — не разрушай нашу жизнь только потому, что ты провела три недели в сельском раю с молодым новоявленным Торо.
Опять он попал в яблочко. Плам заплакала:
— Ты никогда не понимал жизни в Волвере.
— Потому что я слишком хорошо знаю такую жизнь! В ней нет ни минуты свободного времени. Мой дед был фермером-арендатором, помнишь? Все праздники мы были вынуждены помогать ему, не имея возможности пойти куда-либо. В деревне все время приходится тратить на то, чтобы согреться, вымыться и высушиться. Я знаю, что жизнь на ферме не имеет ничего общего с тем, как ее рекламирует телевидение.
Они молчали, неотрывно глядя друг другу в глаза, пока Бриз снова не завопил:
— Разве тебе чего-то не хватает в этой жизни? О боже, какая же ты эгоистка! Тебе надо, чтобы все было по-твоему!
Плам вспомнила слова тети Гарриет насчет обвинений в эгоизме и резко возразила:
— Только те мужчины, которые сами любят диктовать, обвиняют в этом женщин. Бриз, у меня никогда не было того, чего мне хотелось. Я имела только то, чего хотел ты. И долгие годы я делала только то, что было нужно тебе. Когда наши желания не совпадали, ты никогда не уступал мне. Считается, что женщины такие изощренные, но мужчины оказываются во много раз ловчее, когда затрагиваются их интересы.
— Ладно, давай оставим это. Скажи мне, чего ты хочешь?
— Больше всего я хочу иметь время, чтобы подумать.
— Думать? Ты хочешь как можно скорее оказаться в постели с этим проклятым французом! — Бриз едва справлялся с голосом. — Ладно. Почему бы нет? Как насчет пары месяцев круиза вокруг Южных Шетландских островов? — Он глядел на нее с мольбой. — Но только после бьеннале. Давай отложим этот разговор о твоем — нашем — будущем на время после выставки.
Плам покачала головой:
— Мне не нужен отпуск. После бьеннале я хочу разоблачить того, кто фабрикует эти голландские подделки…
— О господи, ты все еще носишься с этой идеей?
— Да, ношусь! И почему бы тебе хоть раз в жизни не сделать то, что хочется мне? Помоги мне найти этих жуликов!
Бриз заколебался. Тщательно подбирая слова, он устало сказал:
— Я не считаю, что тебе надо вмешиваться в это, я уверен, что это не твое дело.
— Но я вот-вот раскрою его! — Плам кратко посвятила его в ход расследования.
Бриз пришел в ужас. Наконец он выговорил:
— Ты стремишься к простоте жизни! А сама усложняешь ее, да еще таким опасным образом!
— Ты не хочешь понять меня!
Бриз посмотрел на Плам и потряс головой, словно не веря своим глазам.
— Я не понимаю, что вселилось в тебя в этом году. Ты готова поставить на карту все… Пойми, ты рискуешь не только своим участием в бьеннале, но и своей жизнью. Ты забыла о письмах с угрозами?
— Эти письма мог послать Лео, — предположила Плам.
— Лео не имел никакого отношения к поддельным картинам, — категорически заявил Бриз.
— Почему ты так уверен в этом ?
— Потому что Лео был убит… по другой причине.
— Откуда тебе известно это? Я знаю, полиция считает, что это обычное убийство на почве гомосексуализма, но копы никогда не упускают шанса очернить «голубого».
Они стояли друг против друга, пока в дверь не постучала временная горничная, которой надо было сделать уборку в спальне.
В подавленном настроении Плам вышла из дома прогуляться по парку. Она прошагала несколько миль по лужайкам, обогнула озеро с утками, понаблюдала за детьми на футбольном поле и вскоре оказалась перед входом в зоопарк.
С тех пор как выросли ее сыновья, она не бывала здесь. И не помнила, как выглядит это убогое бетонное сооружение с его чахлой растительностью, которая должна была заменять природу запертым здесь животным. С ощущением нарастающей тяжести на сердце она шла по пыльным дорожкам, пока не остановилась перед двориком с тиграми. У дальнего края бетонного рва с мутной водой беспокойно расхаживал взад-вперед поджарый и гибкий тигр, как будто был заключен в незримую клетку. Плам видела, как под черно-коричневыми полосами его шкуры перекатываются мощные мышцы.
Неожиданно тигр замер и медленно повернул голову. Огромные желтые глаза уставились на Плам, и она увидела в них печаль и покорность судьбе. Этот тигр на всю жизнь был заключен в клетку собственного отчаяния. И Плам вдруг поняла, что хотят донести до нее эти глаза-топазы:
«Ты знаешь, какими был. Ты видишь, каким я стал. Я помню, каким я был. Я знаю, каким я стал. Я не могу изменить свою жизнь. А ты можешь, ты можешь. Посмотри на меня и беги!»
Плам уже была на пороге своего дома, когда к нему подкатил новенький «Рейнджровер». За рулем сидела Дженни, с заднего сиденья махали руками Лулу и Вольф.
— Нравится? — прокричала Дженни, когда все они высыпали из машины.
— Дела у тебя, должно быть, идут неплохо! — пришла в восторг Плам.
По лицу Дженни пробежала тень.
— Папа оставил больше, чем мы ожидали.
Когда все протопали на кухню (Лулу больше не отпускала Вольфа от себя), зазвонил телефон.
Это был взволнованный Тоби, которого только что выбрали казначеем студенческого союза после блестящей и стремительной рекламной кампании, проведенной его новой подружкой Венецией, чей отец имел букинистический магазин возле Британского музея. Дело было в том, что в кассе оказалось совсем мало денег, и Тоби спрашивал, не сможет ли Бриз помочь ему поправить финансовое положение союза.
