– Вообще-то, нет. – Макс тоже прислонился к стойке, осторожничая с ягодицами и слегка вздрогнув, что он, конечно же, попытался скрыть. – Я был... уже в Гамбурге.
– Та террористическая бомбежка. Я видела в новостях. Когда мы впервые попали сюда, телевизор работал, до того как армия тьмы подстрелила спутниковую антенну. Ты ведь поэтому был в Гамбурге, верно?
– Вроде того. – Он надолго замолчал, а затем сказал: – Твое имя было в списке погибших в том взрыве.
– Что? – испуганно прошептала Джина и подалась вперед.
– Я прилетел в Гамбург, чтобы опознать твое тело, – поведал ей Макс беспристрастным спокойным голосом переговорщика. Но выражение его глаз и лица не было ни беспристрастным, ни спокойным. – Выяснилось, что твой паспорт оказался у другой женщины. Когда ты потеряла его у мошенников, террористы, ответственные за взрыв, подобрали его и...
Джина не могла вдохнуть.
– Я не хотела, чтобы Эмилио узнал, кто из нас Молли, – сказала она, все еще не веря. – Макс, боже мой, ты действительно думал, что я умерла?
Она увидела ответ в его глазах, когда он кивнул.
– Предсмертное откровение было иного рода. Они поместили тебя на тот стол и... я должен был войти в комнату, полагаю, морг, прямо в аэропорту, и... – Его голос дрожал, на самом деле дрожал. – Только это была не ты, так что...
Но он думал, что это она. Ему сказали... Джина шагнула к нему, он притянул ее в объятия и просто крепко сжал.
– Как долго? – прошептала она, и он понял.
– Между тем, как я узнал новости, и тем, как выяснилось, что это не ты, прошло почти двадцать четыре часа. – Он выдавил улыбку. – Это был очень, очень плохой день.
– Прости, – сказала Джина. Но о боже. – А мои родители?
– Они знают, что ты жива, – заверил Макс, касаясь ее лица, словно все еще не мог поверить, что она не мертва.
Она отчасти знала, каково ему пришлось. Ведь она сидела с ним в больнице, когда он едва не умер, днями напролет, касаясь его, согласная просто быть рядом.
– Джулз старался держать их в курсе наших дел, – продолжил Макс, – пока, ну, мы не потеряли телефоны.
Джулз.
Макс явно тоже подумал о нем – на его лице заиграли желваки, когда он стиснул зубы.
– Джина, – произнес он, отступая и беря ее за руки. – Я знаю, ты говорила, что любишь меня. Всего меня и... Лишь прошлой ночью я говорил Джулзу, что боюсь причинить тебе боль. Что я не хотел, чтобы ты... была в моей жизни, в моем мире, со всей моей... грязной работой и... не могу обещать тебе, что не будет ужасно. Могу лишь пообещать, что я попытаюсь. Однажды ты обвинила меня, что я не пытаюсь и... – Он кивнул. – Ты была права. Но еще ты всегда говорила, что я... не разговариваю с тобой, и...
– Насчет этого я ошибалась, – мягко произнесла она, сплетая свои пальцы с его.
– Я говорил с тобой больше, чем когда-либо с кем-либо, – признался Макс. – Я не, ну понимаешь, не как Джулз. Он действительно мог просто... говорить. Действительно переходить к чрезвычайно личному и очень быстро. Я сидел там прошлой ночью и думал: слава богу, что он гей – иначе вы бы уже давно сбежали вдвоем. Я просто... Есть вещи, о которых мне нелегко говорить. Так что если ты этого хочешь...
Джина рассмеялась.
– Когда я встретила Джулза, – поведала она Максу, – я уже любила тебя. Не имеет значения, гей он, или гетеросексуал, или кто-то еще. Чего я хочу, так это тебя. И, пожалуйста, перестань говорить о Джулзе, словно он мертв. Этого мы не знаем.
Может, и нет, но Макс был почти уверен в этом. Джина видела по глазам.
– Я тоже уже давно люблю тебя, – сознался он. – Вероятно, с тех пор, как ты спросила, уборщик ли я.
Он мягко рассмеялся, покачав головой.
– Что? Когда это я?.. – Она понятия не имела, о чем он говорит.
– Это одна из первых фраз, которую ты сказала мне по радио, когда была на захваченном самолете, – пояснил Макс. – Я спросил, в порядке ли ты, а ты спросила, уборщик ли я в аэропорту, и это правда был дурацкий вопрос. Учитывая обстоятельства.
– Я этого не помню.
– Я помню, – сказал он. – Помню, думал, что ты самая храбрая женщина на планете.
Сделать то, что ты сделала. Пережить то, что ты пережила, и быть в состоянии шутить и... Не бояться жить. – Он помолчал. – Простить мне, что я позволил этому случиться.
– Твоя вина в том, что ты позволил этому случиться, не больше моей, – отозвалась Джина. Боже, не дай ему снова начать ту же тему.
– Знаю. Но не могу не желать все переделать. Кое-что во время захвата я мог сделать по-другому. Не должен был – это рискованный шаг, я знаю. Знал. – Он посмотрел на их переплетенные пальцы. – Я потратил так много времени, проигрывая в голове все эти сценарии «А что, если бы...». Что, если бы я поступил иначе, что, если бы сделал так, вместо...
– Если бы ты сделал что-нибудь по-другому, – заметила Джина, – я могла бы быть убита, вместо...
– Знаю, – снова повторил Макс. – Я знаю. Я знал. Логически, рационально – все было правильно. Но я просто не мог это отпустить. – Он почти плакал. – А потом... – выдавил он. – Потом мне сказали, что ты мертва. Погибла во взрыве, устроенном террористами в Гамбурге. – Он сглотнул. – Я думаю, до этого я просто ждал, что ты вернешься. Думаю, я ожидал, рассчитывал, что ты одумаешься и, и... найдешь способ вернуться в мою жизнь когда-нибудь. И внезапно взорвалась бомба, и когда-нибудь закончилось. Ты ушла.
Навсегда.
– Ох, Макс, – выдохнула она.
– И все перестало иметь значение, – прошептал он. – Все это. Что я должен был сделать четыре года назад, что я мог сделать... Важно было лишь то, чего я не сделал в прошлом году, когда у меня был шанс: не сказал тебе, как сильно люблю, и не признал, что хочу, чтобы ты была в моей жизни – если ты достаточно чокнутая, чтобы вынести меня.
Джина не могла вымолвить ни слова – у нее сжалось горло. Что она могла сделать – и сделала – это поднести его руку к губам и поцеловать. Его пальцы, ладонь. Он погладил ее по щеке, и когда она посмотрела на него, в его глазах было столько любви, что перехватило дыхание.
Любви и страсти. Желания.
Это немного смутило его, или, может, он счел это недопустимым, потому что печально улыбнулся и отвел взгляд.
– Знаешь, я люблю, когда ты так смотришь на меня, – прошептала она.
Он снова посмотрел в ее глаза и... О, да, определенно пора найти комнату. С дверью. И вовсе необязательно с кроватью.
Вот только...
– Ох, черт. Я должна тебе кое-что сказать.
Но шанса не представилось, потому что мониторы камер слежения вспыхнули и затем совсем погасли.
– Генератор, – тихо доложил Джоунс, потому что в соседней комнате все еще спала его жена. – Закончился бензин.
Он видел, Джину успокоили сведения, что это не действия армии снаружи – не какая-то одновременная атака на все камеры наблюдения перед куда более яростным и катастрофическим ночным натиском.
