— Ты это видел? — Грейс передала ему газету.
Брови Джеффри поднялись от удивления:
— Вот это да! Отличная новость, не так ли?
— Надеюсь, что и Мона так решит. Возможно, это немного успокоит ее. Я поднимусь, повидаюсь с ней, Джеф. Поставь чайник на огонь, я приведу ее вниз.
«Когда мертвые забыты, они умирают дважды».
Где она читала это? Мона никак не могла вспомнить. Это было не очень важно, но было правдой. И вот почему она никогда не сможет забыть о своем брате.
Мона сидела у окна в кресле в комнате Артура, осматривая бесконечные ряды кофейных кустов, тянущиеся в сторону горы Кения. В руках она держала стихотворение, написанное Тимом Хопкинсом, которое он передал ей утром в тот день, когда должен был состояться парад. Ей так и не представился случай передать его брату. Она читала его столько раз, что выучила наизусть.
— Мона! — окликнула ее Грейс, стоя в дверях. Войдя в комнату, она вздрогнула от холода и удивилась, что племянница не замечает его. Подойдя ближе, Грейс с тревогой стала рассматривать девушку. Мона унаследовала красивые черты лица своего отца и его смуглую кожу, но за прошедшие несколько недель ее кожа стала совсем бледной. Обычный для всех британских колонистов в Кении загар сошел и превратился в нездоровую бледность, которая контрастировала с ее черными глазами и волосами. Она сильно похудела, платье висело на ней.
— Мона! — повторила Грейс, устраиваясь напротив нее в большом кресле у окна. — Джеффри внизу. Почему ты не хочешь его видеть?
Но девушка не ответила.
Грейс вздохнула. Она знала, Мона считала себя виновной в смерти брата. Она считала, что, если бы не настояла на том, чтобы именно его выбрали перерезать ленточку, он мог бы сидеть в полной безопасности на одной из трибун в тот момент, когда произошло несчастье. Она обвиняла и Джеффри Дональда, который не сделал ничего в тот момент, когда был убит ее брат. Валентин тоже был виновен в том, что не обошелся с африканцами как-то иначе, и еще в том, что позволил Дэвиду Матенге сбежать. Даже леди Роуз в глазах Моны была большей преступницей, потому что никогда не была для Артура хорошей матерью.
И наконец, Мона обвиняла Дэвида Матенге в смерти своего брата.
Грейс показала ей газету.
— В конце концов он не виновен, — сказала она, пока девушка читала. — Это другой парень — Мэтью Муноро. Он сам пришел в полицию и признался в том, что нанес удар ножом Артуру. Это был не Дэвид, как выяснилось.
Мона довольно долгое время читала статью. Грейс вдруг поняла, что она вовсе не читает, а просто смотрит на страницу.
— Очевидно, — принялась объяснять Грейс, — на него было оказано сильное давление со стороны народа, чтобы найти подлинного убийцу, который должен был заявить о себе и восстановить честь Дэвида. Они хотели, чтобы сын Вачеры выбрался из убежища, где скрывается, но он не мог этого сделать до тех пор, пока находился в розыске по обвинению в убийстве. Они говорят, что вождь Мачина попал под силу таху и теперь смертельно болен. Могу представить себе: этот парень Мэтью решил, что для него будет лучше предстать перед судом белого человека, чем рисковать получить проклятие от Вачеры.
Мона смотрела в сторону, ее взгляд был прикован к морю зеленых кофейных кустов, простирающемуся до самого подножия горы.
— Дэвид Матенге все равно виновен, — спокойно произнесла она.
— Но ты же сама сказала полиции, что не была свидетельницей удара ножом. А еще одним свидетелем был Тим, который потерял сознание и утверждает, что не видел ничего. Мона, этот парень признался.
— Дэвид Матенге, — тихо продолжила Мона, — виновен в смерти моего брата потому, что это был его побег из тюрьмы, из-за которого погиб Артур. Возможно, не он нанес смертельный удар ножом в спину моего брата, но смерть Артура на его совести. И однажды Дэвид Матенге заплатит за это.
Грейс откинулась назад. Это чудовищное несчастье разделило семью Тривертонов. Мона, погруженная в пучину горя, отчаяния и самобичевания, сидела здесь. Валентин сбежал и пытается излить свой гнев и беспомощность на беззащитных животных долины Серенгети. Роуз стала еще более незаметной и скрылась под сень своих драгоценных деревьев, а ее единственным компаньоном в отшельничестве по иронии судьбы стала Нджери — сводная сестра Дэвида.
— Мона, пожалуйста, спустись вниз и поговори с Джеффри.
— Я не желаю его видеть.
— И что же ты собираешься делать? Больше никогда ни с кем не встречаться до конца своей жизни? Это горе пройдет. Обещаю тебе. Тебе всего восемнадцать. Все твое будущее впереди — замужество, дети.
— Я не хочу выходить замуж или иметь детей.
— Ты не можешь так говорить сейчас, Мона, дорогая. Впереди еще так много времени. Все меняется. Если ты не выйдешь замуж, как ты собираешься жить?
— Ты никогда не была замужем.
Грейс замерла, глядя на племянницу.
— Ты любила когда-нибудь, тетя Грейс?
— Да, однажды… очень давно.
— Почему же ты не вышла за него замуж?
— Мы… не могли. Мы не были свободны.
— Я объясню, почему спрашиваю об этом, тетя Грейс. Я знаю, что не способна любить. Я много думала и поняла, что мы с Артуром были не такими, как все остальные люди. Теперь я ясно понимаю, что я такая же, как моя мать, родилась неспособной испытывать любовь. Она никогда не любила никого из нас. Когда я пытаюсь представить себе свою мать, я не вижу ее, тетя Грейс. — Мона расплакалась. — Она просто тень. Она не настоящая женщина. Так же, как и она, я никогда не смогу никого полюбить, а теперь, когда Артур умер, я буду одинока в этой жизни.
Мона расплакалась, и в голове Грейс возникли воспоминания: страшная февральская ночь восемнадцать лет назад, когда она помогла родиться почти задохнувшемуся ребенку прямо в вагоне поезда; первая улыбка и первые шаги Моны; похожая на обезьянку нескладная девочка, которая выскочила из «кадиллака» с криком: «Тетя Грейс! Мы вернулись домой! Я больше никогда не должна буду ездить в Англию!»
Внезапно перед Грейс пронеслась вся ее сорокасемилетняя жизнь.
— Мона, послушай меня, — сказала она, взяв ее руки в свои. — Кинжал, который опустился в тот день, все еще продолжает рвать сердце на части. Он вырвал из тебя жизнь и любовь. Не дай ему убить себя, Мона. Выйди из этой комнаты. Закрой ее и попрощайся с призраком, который живет в ней. Ты пока в мире живых. Артур не хотел бы, чтобы это было иначе. И совершенно точно в твоей жизни будет тот, кого ты сможешь полюбить, обещаю тебе.
Мона утерла слезы тыльной стороной руки. Взгляд ее аспидно-черных глаз стал суровым, голос звучал безнадежно.
