Отец Витторио прикрыл глаза. Он испытал внезапное озарение, которое по некоторым причинам испугало его: дикая Африка все еще билась и жила в сердцах его католиков.
Пока европейцы продолжали спорить о том, что делать, и поглядывали на африканцев, которые перекрыли им путь к хижине, где должен был совершаться обряд, Грейс незаметно отошла от группы и стала пробираться сквозь заросли кустов. Ни одному из белых, насколько ей было известно, никогда не удавалось присутствовать при самом ритуале ируа. Сама она видела только последствия: умершую сестру Марио и Гачику, которая не могла разродиться.
Она пробиралась в том же направлении, куда вела тропинка, и сквозь деревья могла видеть арку, украшенную цветами. Несколько мужчин из племени кикую стояли на страже неподалеку. Грейс продолжила свой путь, углубившись в лес, двигаясь в обход места, расчищенного под хижину для проведения обряда. Наконец она добралась до большого камня, окруженного плотными зарослями каштановых деревьев, и, взобравшись на валун, увидела, что отсюда открывается вид на поляну внизу, в то время как ее саму снизу не видно.
Она следила за происходящим, затаив дыхание.
Помощник суперинтенданта Шеннон был прав. Одно дело — помочь при родах Гачику, и совсем другое — вмешаться в сам священный и мрачный ритуал. Грейс знала, что она не в состоянии остановить их, так же, как и офицер со своими аскари. И кикуи это тоже понимали. К самому ритуалу ируа белое руководство страны относилось с презрением. С момента срыва Недели праздников, когда тысячная толпа туземцев была унижена прямо на глазах своих белых хозяев, африканцы стали осторожны и нашли способ огрызнуться в ответ.
Это было проявлением активного неповиновения, и все понимали это.
Девочки постепенно вышли на поляну, где их уже ждали матери. Грейс очень мало знала о правилах и ритуале. По традиции у девочки должен быть спонсор — другая женщина из племени, которая становилась своего рода второй матерью для нее. Но девочки, которых она видела, подошли к своим настоящим матерям. Возможно, в племени просто не нашлось достаточного количества незанятых женщин. Наконец Грейс поняла, что, какой бы большой ни казалась ей эта группа собравшихся, она представляла далеко не всех кикую их провинции. Большинство поступили мудро и уклонились от участия в ритуале.
Девочек вызывали группами по десять человек, в то время как остальные становились в круг, чтобы закрыть их. Со своего возвышенного места Грейс могла видеть все поверх голов женщин. Каждая девочка садилась, раскинув ноги, а ее мать пристраивалась рядом с ней и упиралась своими ногами в ноги дочери, чтобы они не двигались и оставались расставленными в стороны. Девочка откидывалась назад, мать удерживала ее в объятиях, головы их были запрокинуты назад, чтобы смотреть только в небо. Когда девочки занимали такое положение, пожилые женщины обходили их, брызгая на них ледяной водой, как подозревала Грейс, на гениталии девочек. Это должно было сделать место менее чувствительным и уменьшить кровотечение, но Грейс знала, что от этого мало проку.
Удерживаемая подобным образом своей матерью, каждая девочка должна была держать глаза широко открытыми и не двигаться и даже не моргать во время операции. Считалось, что любое постороннее движение или звук приносят бесчестье самой девушке и всей ее семье.
Грейс не удивилась, увидев Вачеру, раскрашенную в белые и черные цвета. Та появилась из дверей хижины.
Первой была Ваньиру. Она лежала на руках матери и, насколько могла видеть Грейс, не только не проявляла признаков страха, а наоборот, выглядела такой гордой, как будто бы с радостью подвергалась этому ужасному испытанию. И когда нож Вачеры совершал свою работу, Ваньиру сохраняла невозмутимость.
Грейс закрыла глаза.
Когда она снова взглянула вниз, Ваньиру уже уводили в хижину, где она должна была находиться до заживления раны.
Грейс наблюдала за тем, как вели себя другие девочки. Маленькие плакали, некоторые вскрикивали. Не так много было таких стойких, как Ваньиру.
Грейс казалось, что время замерло. Женщины пели. Это была древняя пугающая и очень красивая мелодия, она соединяла их с матерями, бабушками, прабабушками и всеми женскими предками особыми связями, которые со временем не изменились. С каждым следующим обрезанием Грейс чувствовала, как влияние европейской цивилизации растворяется в воздухе и исчезает. Она слушала женщин, носящих христианские имена и поющих песни, восхваляющие Нгай — бога горы Кения. Она ощущала, что цепенеет и ее охватывает чувство полного бессилия.
Но когда следующая группа девочек подошла к коровьим шкурам и она заметила среди них напуганную Нджери, лежащую между ног Гачику, Грейс вдруг ожила.
Вачера производила операцию быстро и сноровисто, она уже проделала все необходимое с четырьмя девочками, прежде чем очередь дошла до Нджери. Когда Грейс увидела страх и ужас в глазах семнадцатилетней девушки, вырывающейся из рук матери, когда она вспомнила день, когда помогла малышке явиться на свет, то выкрикнула:
— Стой!
Бегом она спустилась вниз с камня. Пение прекратилось. Женщины обернулись к ней.
Это было святотатством: женщина не из племени кикую и, насколько они разбирались в делах белых, не прошедшая обрезания, появилась среди них. Вторжение Грейс накладывало таху на весь обряд ируа. Но женщины были слишком шокированы, чтобы реагировать должным образом. Они расступались, когда она прокладывала себе путь к центру круга.
— Подожди! — выкрикнула Грейс, задыхаясь от спешки, приблизившись к стоящей на коленях знахарке: — Пожалуйста, остановись!
Вачера села на пятки, держа в руке нож, замерла на мгновение, затем встала и в упор взглянула на Грейс. Она не казалась удивленной, увидев мемсааб среди своих; в сущности, как поняла Грейс, Вачера даже обрадовалась ее вмешательству. «Так, как будто бы ей наконец представился шанс сразиться со мной», — подумала Грейс.
— Прошу тебя, не делай этого, Вачера, — сказала Грейс на языке кикуи. — Пожалуйста, отпусти эту девочку. Посмотри, как она напугана.
— Она не может опозорить свою семью.
Грейс обратилась к матери девушки:
— Гачику, разве это не твой любимый ребенок? Разве она не дочь твоего обожаемого Матенге? Как ты можешь делать это с ней?
— Я делаю это, потому что люблю ее, — ответила Гачику сдавленным голосом, избегая взгляда Грейс. — И в честь моего умершего мужа.
— Ты хочешь, чтобы твоя дочь мучилась при родах так же, как ты?
Гачику не ответила.
— Отдай мне эту девочку, — попросила Грейс Вачеру. — Она принадлежит мне! Я дала ей жизнь, когда все остальные оставили ее умирать. Твоя бабушка, старая Вачера, готова была дать ей погибнуть. И вождь Матенге тоже. Я спасла Нджери. Но не для этого!
