Орловский тоже решил остаться и опередил меня буквально на пару минут, забирая записку, которую я жуть как хотела заполучить. Закрыв глаза, я смахнула выступившие слёзы на глазах. Когда я больше не могла сдерживать эмоции, они хлынули ручьём по моим щекам. Костик открыто перед всем классом пытался добиться моего расположения. С самого утра он словно на привязи — куда я, туда и он, и если я могла ещё как-то сдерживать эмоции с безразличным выражением лица, то после инцидента на математике горло постепенно начало сжимать от невыплаканных слез, и мне катастрофически необходимо было остаться наедине сама с собой.
— Эй, подруга, все в порядке? Ты чего там застряла? — послышалось за дверью.
— Все просто замечательно, — совладав с собой, выдавила я.
— Слушай, так интересно, что он в той записке написал, — зашла издалека моя ненаглядная подруга.
— Свет, — открыла я, наконец-то дверь и вышла из кабинки, как ни в чем не бывало, — чтобы там ни было написано, мне все равно! Все, что он мог написать мне — в том письме, полжизни назад! — скрывая своё состояние, я, не глядя ей в лицо, прошла к умывальнику и вымыла неспешно руки.
— Нат, ну ты не можешь отрицать то, как он на тебя смотрит! Знаешь, я бы много отдала, чтобы на меня смотрел такой мужчина, как он, — мечтательно протянула она.
— Какой? — стряхивая руки над умывальником, переспросила я на автомате.
— Перестань! Зачем врать? Нателла, я тебя знаю всю жизнь, и от меня можешь не прятаться! Или ты думаешь, я не знаю, чего ты сломя голову в туалет побежала?! — прильнула Света, обнимая меня за плечи.
— Знаешь, Свет, столкнувшись с ним в кабинете директора, я подозревала, что будет тяжело, но не настолько!
— Спустя столько лет ты просто не смогла его забыть, вот и все! Не знаю, какие у вас в прошлом были отношения, вы так умело ото всех скрывались, но я видела последствия, и могу точно сказать, что ты его любила сильно, хотя, что это я — любишь…
— Люблю… — словно эхо, повторила я.
— Может, если он будет послушным мальчиком, вы ещё помиритесь?
— Свет, мы не ругались! Он меня оставил, одну, беременную…
— Но он же не знал, что ты беременна? — перебила она меня.
— Он обещал меня никогда не оставлять, а потом просто слил, написав письмо, что ему его семья дороже, и он выбирает карьеру! Понимаешь, он выбирал между мной и карьерой! — почти прокричала я.
— Да может, это вообще не он написал! — Света не сдавалась.
— Я его почерк наизусть знаю, и письмо это до дыр изучила в былом прошлом.
— Вот! Прошлое! Пусть все это останется в прошлом, а ты присмотрись, не отшивай его так сразу! Вы старше стали, умнее, я бы очень хотела, чтобы вы были вместе счастливы! — словно заведённая говорила подруга.
— Даже не знаю, — выдохнула я, немного успокаиваясь. — Просто я боюсь, что опять буду очень сильно страдать потом, он тогда предал мое доверие, соглашаясь с отцом, что мы с ним не пара.
— Ну, знаешь, под сильным давлением родаков все, что угодно, можно выкинуть. Сейчас же он сам себе хозяин, не думаю, что, будь живы его родители, они бы посмели лезть в личную жизнь.
— Знаешь, Свет, и хочется, и колется! У меня на душе война, понимаешь? Как помирить две половины души? Если одна так и рвется к нему, а другая готова убить за предательство! — с горечью в голосе прошептала я.
— Пойдём мирить твою душу! — взяла она меня за руку и потянула за собой. — Знаешь, можно ему попробовать дать шанс. У вас в распоряжении весь месяц, вон, сегодня у вас совместное дежурство, глядишь, и что-то надежурите! — заговорщицки зашептала она, взяв меня под руку.
Разговор со Светой дал свои плоды, в глубине души загорелся маленький огонёк надежды, а сердце отбивало барабанную дробь с каждым шагом, который приближал меня к нашему классу.
Картина, которая ожидала меня в классе, убила на месте все мои надежды, потушив едва зародившийся их огонёк. Удивилась ли я? Скорее нет, чем да, ведь не зря его отец подсуетился и на адрес моих родителей прислал фотографии Костика с другой девушкой, — той, видимо, ради которой не выбирают — карьера или любовь!
Глава 5
Нателла
Бежать! Маленькие молоточки настойчиво отбивали по моим вискам. Разворачиваюсь и быстрым шагом покидаю наш класс. Я знала, я чувствовала, что нельзя ему доверять. И вот, пожалуйста!
Навстречу мне шла Иванка. Увидев меня, она строго спросила:
— Ландман, куда это ты собралась? У нас русский язык! Или ты забыла? С минуты на минуту прозвенит звонок! — её пытливый взгляд ничего хорошего не обещал, вздумай я ослушаться.
Шорох позади меня заставил выровнять спину так, что любая модель подиума могла бы мне позавидовать.
— Ната! — голос Орловского заставил меня вздрогнуть.
— У вас какие-то проблемы, Константин? — вмешалась Иванка.
— Нет, просто…
— Вернитесь в класс, Орловский, надеюсь, доска готова к следующему уроку? Да, как вашему классному руководителю, мне успели доложить о вашем поведении на уроке математики! Значит, так! Ваши штучки-дрючки и Амур-лямур будете крутить вне школы! Ещё не хватало того, чтобы вы дурной пример показывали школьникам, которые вернутся с майских праздников! Надеюсь, вы понимаете серьёзность ваших поступков, вам за тридцать, а вы все туда же…
Ожидаемо и громко прозвенел звонок. Закусив губу, я разворачиваюсь и встречаюсь с тревожным взглядом Кости. Игнорируя его, я прохожу мимо, пытаясь найти в себе силы, чтобы не бросить что-нибудь обидное в его сторону, справедливо подмечая, какой же он бабник. Его рука незаметно тронула мою, я хотела резко отдернуть её, словно ошпаренная, но вовремя почувствовала касание бумаги. Записка. Соблазн слишком велик, безумно хочется узнать, что же такое Костя написал.
Сжав в кулачок клочок бумаги, я прошла в класс, где уже все успели сесть на свои места. Светка сидела за третьей партой, где на первом уроке сидели мы с Орловским, Денисова-хамка сидела за последней партой и довольно стреляла глазами. Прошмыгнув быстро к подруге, пока Иванка чего не учудила, я быстро села рядом и так же быстро разложила тетради. Руки так и чесались поскорее прочитать послание, вот только страх попасться снова, ещё и на уроке Иванки, удерживал меня от поспешных действий.
Не в силах больше сдерживать рвущегося любопытства, я, пользуясь моментом, когда учитель поворачивается к доске, быстро разворачиваю послание и с замиранием сердца читаю: «Я до сих пор помню вкус твоих поцелуев, Нутелла!». Далее идёт нарисованное сердечко. Покраснев до кончиков волос, словно прочитала записку вслух, я, не соображая, что делаю, быстро вырываю последний листочек из тетрадки и размашистым почерком пишу: «С сегодняшнего дня у тебя имеются новые воспоминания! Отвали и не смей мне больше писать записки!» Свернув листок, я быстро оглянулась и ловко перекинула послание через парту, успешно докинув до Орловского. Кажется, он даже удивился, но, недолго думая, развернул и с довольной улыбкой прочёл записку.
— Орловский, что там у Вас? — грозный голос, словно раскат грома, раздался по классу.
— Да вот, записка мне прилетела от Денисовой! — быстро порвал он улики на мелкие кусочки.
— Денисова!
— Что?! — не веря в услышанное, переспросила одноклассница, понимая, что это месть.
— Ещё одно замечание, и Вы покинете класс с неудом!
— За что?! — воскликнула недовольно Денисова.
— Пусть это будет уроком для всех! Выйдите из класса, с Вами, дорогая моя, поговорим после урока! — вытянула Иванка руку, указывая на дверь. Честно, даже я офигела от такого поворота событий. Да уж, кажется, жизнь заиграла яркими красками.
— Но… — попыталась возразить она, но безуспешно.
— Анастасия, не усложняйте ситуацию, подойдете после урока, и мы поговорим! — твёрдо произнесла учительница.
Денисова резко встала и направилась на выход, буквально источая яд презрения в мою сторону.
Сравнявшись с нашей партой, она сквозь зубы прошипела:
