– Вот тебе и соседи, – подумала Джек, когда подъехала к дому русского авторитета – недавно отстроенной крепости из красного кирпича, окруженной высокой кованой оградой. Особняк отчаянно выделялся на общем фоне не только размерами, но и кричащей эклектичностью архитектурного решения. Флигели были увенчаны золочеными куполами, подчеркивавшими национальность владельца. Решетчатые окна были обрамлены аляповатыми изразцами ясно-голубого цвета с немыслимым золотым орнаментом. Шесть позолоченных колонн стояли сверкающим рядком, по три с каждой стороны от массивной двери, окрашенной все в тот же кирпично-красный.
Лужайка перед особняком изобиловала классическими итальянскими скульптурами – преимущественно обнаженная натура. А в центре красовался фонтан – четыре латунных дельфина, вращаясь, плевали во все стороны слегка подкрашенной водичкой.
У въезда была припаркована единственная машина – канареечно-желтого цвета Хаммер с огромной аэрографией на боку, изображавшей феникса.
Интерком справа от запертых чугунных ворот приветливо мигал зеленым, но Джек даже не пришлось делать вызов. Как только она оказалась в пределах видимости камер наблюдения, ворота автоматически открылись и впустили ее. Когда она подошла к двери, не понадобилось и стучать: на пороге ждал Олексеев.
– Входи, – сказал он и сделал шаг в сторону.
– Еще одна понтовая деталь имиджа? – отозвалась Джек, кивая на автомат Узи, висевший у Олексеева на шее.
Интерьер особняка не оставлял глазу возможности отдохнуть: нагромождение предметов роскоши делало внутренне убранство еще более броским, чем внешнее. Из просторной прихожей влево и вправо расходились дубовые двери. Прямо перед Джек вилась огромная мраморная лестница, над которой чудовищной громадой нависала стилизованная люстра из оленьх рогов. На стенах были развешаны охотничьи трофеи – головы вепрей, барсов, лосей… Они жутким образом сочетались с мохнатыми искусственными тигровыми шкурами на ступенях и бурым медведем-ковром в прихожей. На все это таксидермическое великолепие с выражением немого одобрения взирала со стены православная Богоматерь – копия какой-то знаменитой иконы.
Олексеев повел Джек направо, сквозь разноцветную стеклярусную занавеску, в огромную гостиную. Стены были окрашены в порядком поднадоевший кирпичный; вдоль них стояли бархатные кушетки, почти не разбивавшие цвет, покрытые леопардовыми шкурами и загроможденные блестящими парчовыми подушками с бахромой. На стеклянном столике посередине красовался самовар в окружении расписных шкатулок – не то коллекция сувениров, не то нелепая попытка спустя поколения не терять связи с русскими корнями.
У окна располагался роскошный бар с ломившимися полками и зеркальной задней стенкой в золотом обрамлении. У противоположной стены стоял стеклянный стеллаж с дюжиной наборов матрешек. На шахматной доске были расставлены любопытные фигуры: красноармейцы против американских солдат.
– Подожди вот здесь, – Олексеев указал на огромную красную кушетку.
– Я сюда не ждать пришла, – Джек развернулась было, чтобы направиться к двери, но услышала за спиной хриплый голос:
– Мисс Норрис, добро пожаловать ко мне в гости. Я рад, что Вы решили взяться за эту работу, – Юрий Драшев улыбался ей, демонстрируя золотые зубы. Он был высоким, тучным и лысым, на вид ему можно было дать лет пятьдесят. У него были густые аккуратно подстриженные седоватые усы и короткая узкая борода от уха до уха. Красный нос с крупными сосудами выдавал неумеренную любовь к водке. От нее же происходили и мешки под серьезными карими глазами.
– Я еще ничего не решила.
– Проходите, пожалуйста, и садитесь, – он указал на кушетку. – Выпить?
– Водки. Чистой.
Драшев щелкнул пальцами, и Олексеев бросился к бару, как выслуживающийся щенок, готовый принести хозяину тапочки.
Джек прошла к стеллажу, оглядывая китчовых матрешек, точно выставочные экспонаты.
Среди обычных улыбающихся «баб» были и наборы, ориентированные на туристов: персонажи сказок, герои диснеевских мультиков, советские и американские политики, четверка Beatles и другие поп-музыканты.
– Красиво, а? – с гордостью спросил Драшев, протягивая руку в жесте хвастовства. Он держался так, словно ждал, что Джек станет преклоняться перед его богатством и роскошью. – Nyet? – настаивал он, перейдя на русский, когда ответа не последовало, точно вопрос был риторическим.
– Это точно. За деньги можно купить все. Или почти все.
– Э, чего-то не хватает?
– Кроме вкуса? Да ладно, это всего лишь мое мнение.
– Если ты возьмешься за эту работу, тебе тоже обеспечена такая жизнь.
Драшев продолжал улыбаться, и Джек не могла понять, неужели эти смерть-машины так тупы, что не чувствуют, когда в их адрес звучит оскорбление. Похоже, они даже не допускали такой возможности.
Джек знала, что о русских думали, будто в делах они неорганизованны, а в подходах крайне примитивны. Но вообще-то в своем деле они были лучшими, едва ли не безупречными. У них хорошо шло все, за что бы они ни брались, – от торговли наркотиками до ввоза живого товара. И все остальное, что можно втиснуть в один ряд между этими пунктами.
Олексеев вернулся с двумя стаканами водки в руках и церемонно передал их хозяину и гостье. Джек подняла свой стакан и произнесла тост.
– Davai! – она сделала глоток и поставила стакан.
– Хороша, а? – спросил Драшев.
– Водка и «калаш» – это лучшее, что дала миру Россия, – согласилась Джек и откинулась на спинку кушетки, утопая в блестящих подушках.
Пауза.
– Так зачем я здесь, и во сколько я тебе обойдусь?
– Уверен, что ты слышала об «охотнике за головами».
– Как и все цивилизованные люди. И что?
– Дочка моя, Нина. Она была еще совсем ребенком, когда десять лет назад ей удалось от него сбежать.
– Слышала об этой истории.
– Федералы снова облажались. Он был так близко, а они его упустили. Веришь? – Драшев поднялся и стал мерить шагами комнату, уперев руки в боки. – Моя дочь десять лет как лишилась сна. Каждую ночь ее мучают кошмары. Я показывал ее врачам. Этим мозгоправленным, знаешь…
– Мозгоправам.
– Да, я это и хотел сказать. Они лекарства пробовали, терапию – ничего не помогает.
– Очень жаль, – выразительно произнесла она. Для Джек сон тоже был недоступным удовольствием.
– Ничего не помогает, – повторил Драшев уже громче. – Этот гребаный козлина так ее ранил. Моя Нина так боится, что он за ней вернется. Я поставил круглосуточную охрану, чтобы она чувствовала себя в безопасности, но все напрасно. – Он потер глаза, точно пытаясь стряхнуть с сознания пелену. – Я мечтаю задушить его своими руками. Я бы ему голову оторвал, только бы моя девочка спала спокойно. Она очень много для меня значит.