02:12
Думая о матери, Хейвен пыталась представить, чем она занималась, и все ли у нее было в порядке. Знала ли она о том, что случилось, или по-прежнему считала, что Хейвен удалось добраться до цивилизации и получить помощь? В сознании Хейвен возник мысленный образ, в центре которого находилась ее мама – стоя на крыльце ранчо, она смотрела в бескрайнюю даль и ожидала знака. Ожидала спасения. Ожидала Хейвен.
03:28
Хейвен думала о том, как все сложилось бы, найди она человека, готового им помочь. Были бы они сейчас вместе? Хейвен представила, что у них с мамой появился свой собственный дом, белый забор и пушистый белый котенок, который составлял бы им компанию. Они назвали бы кошку Снежинкой, и она забиралась бы на рождественскую елку, обрывая гирлянду и разбрасывая по дому иголки. Они дарили бы друг другу подарки и пили горячий шоколад, в то время как за окном шел бы снег. Хейвен доводилось видеть снег только лишь на открытках, но иногда ее мама рассказывала о нем. Она говорила о том, как красиво он выглядел, укатывая землю белым покровом, и о том, какими были на вкус холодные снежинки. В ответ Хейвен спрашивала у нее о том, откуда она об этом знала, ведь они не знали другой жизни, кроме той, что имели на ранчо.
– Я мечтаю о снеге, – ответила она. – В своих мечтах ты можешь отправиться туда, куда пожелаешь. Я все время иду навстречу снегу.
04:18
Хейвен, словно наяву, видела бледную кожу своей матери и ее порозовевшие от холода щеки. Ее волосы покрыты снежинками, ее лицо украшает лучезарная улыбка, пока она кружится в снегу. Она была счастлива, и никогда еще Хейвен не доводилось видеть ее такой счастливой. Она жила нормальной жизнью – именно той жизнью, которую она всегда должна была иметь.
05:03
Щеки Хейвен покрылись дорожками слез, а ее глаза щипало так, словно в них попал песок. Ей казалось, будто она вновь бежит, удушливый воздух мешал ей сделать вдох, и она понимала, что никуда не двигалась, как бы сильно она ни пыталась. Она была в ловушке.
05:46
В спальню Хейвен проникли едва слышимые звуки музыки, ставшие долгожданным избавлением от мучительной тишины. Приглушенная мелодия успокоила Хейвен. Она расслабилась, чувствуя, как напряженность постепенно покидает ее тело, однако ее разум продолжал работать в полную силу. Лежа без сна, она слушала музыку и смотрела на часы, желая обрести покой.
06:30
В это время они обычно вставали на ранчо. После того, как музыка стихла, Хейвен выбралась из постели и вытерла слезы. Покинув спальню, она бесшумно прошла в библиотеку. Прогуливаясь вдоль высоких книжных шкафов, она провела кончиками пальцев по корешкам книг. Она не стала включать свет, не желая привлекать к себе внимания. К тому же, ей было достаточно света, льющегося в библиотеку через окно. Оказавшись в окружении книг, Хейвен испытала странное ощущение покоя. Впервые за долгое время – возможно, впервые за всю жизнь – она практически поверила в то, что она находилась в безопасности.
Практически.
Пройдя к окну и выглянув на улицу, Хейвен отметила посветлевшее небо и поднимающееся из-за горизонта солнце. Задний двор утопал в густой зелени, череда деревьев граничила с лесом, находившимся в нескольких сотнях ярдов от дома. Хейвен задумалась о том, как далеко простиралась лесная полоса, в каком направлении находился ближайший город, и сколько времени заняло бы пешее путешествие.
Спустя некоторое время она услышала приглушенный кашель, предупредивший ее о том, что рядом с ней находился кто-то еще. Выйдя из своей спальни, Кармин направился к лестнице. Его голова была перевязана белой повязкой, которой не было еще накануне. Что-то внутри Хейвен переменилось при виде Кармина.
Заметив ее, он вздрогнул и схватился за грудь.
– Что ты делаешь?
– Я просто смотрела, – ответила она, указывая на окно.
– В темноте? Не умеешь включать свет?
Хейвен отвела взгляд.
– Простите.
– Все в порядке, – сказал Кармин. – Просто попытайся в следующий раз издавать хоть немного шума, а то ведь ты хуже чертовой кошки, снующей туда-сюда. Пожалуй, тебе не помешает колокольчик.
Хейвен почувствовала, как на глаза навернулись предательские слезы. Не позволяй ему видеть тебя плачущей, мысленно приказала она самой себе.
– Я постараюсь.
– Кто ты такая? Почему ты вообще здесь оказалась?
– Хейвен, – тихо ответила она, украдкой смотря на Кармина.
– Хэвен? Нет, это точно не небеса. Но я вполне могу понять твое замешательство, ведь я стою перед тобой, – сказал Кармин, улыбнувшись, но не получив от Хейвен желаемой реакции. – Шучу. Отчасти… поскольку пару раз я возносил девушек на небеса.
– Хейвен, а не Хэвен, – сказала она уже громче, ничего не поняв из объяснений Кармин. – Меня зовут Хейвен.
– Хейвен?
– Да, это означает…
– Я знаю, что означает это имя, – резко и сурово перебил ее Кармин. Вздрогнув от грубого тона, она прижалась спиной к окну. Его настроение менялось настолько быстро, что Хейвен попросту не поспевала за этими переменами. – Так что с тобой случилось?
– В смысле?
– Без обид, но ты неважно выглядишь – словно в аду побывала.
Поняв, что он имел в виду, Хейвен подняла руку и дотронулась до синяка на своем лице.
– О, я упала.
– Упала? Если не хочешь рассказывать, то скажи об этом прямо. В отговорках нет нужды.
– Нет, честное слово. Я упала! Я пыталась… я была…
– Ты не обязана объясняться. Меня это в любом случае не касается.
– Но я, правда, упала, – настойчиво повторила Хейвен. Казалось, ее слова нисколько не убедили Кармина, но она попросту не знала, что еще она могла добавить. – А что случилось с Вами? – спросила она, указав на его повязку.
Кармин прикоснулся к своей голове точно так же, как несколько минут назад это сделала Хейвен. В ответ он только лишь пожал плечами, опустив руку.
– Я упал.
– Правда?
– Нет, – ответил он, рассмеявшись и направившись вниз по лестнице.
Хейвен нахмурилась.
– Но я упала.
* * *
Когда Кармину было десять лет, его отец принес домой котенка. У животного был болезненный вид, его шерсть была облезлой, а хвост – обрубленным. Из-за него в доме появились блохи, а мебель стала бессменной жертвой его когтей. Излишне говорить, что это не продлилось долго. Две недели спустя кот исчез. Кармин никогда не спрашивал о том, что с ним случилось. Говоря начистоту, ему было все равно.
