Дворник вытирал синим рукавом потеющий лоб и матерился себе под нос, глядя как его фигуры одна за другой исчезают с доски.
Увидев Леонида, они прекратили игру, а Кузьма загрохотал ему навстречу:
– Леонид Аркадьевич, живой? А то я уже беспокоиться начал. Как головушка? – и повернувшись к дворнику, объяснил: – Товарищ вчера немного перебрал.
– Бывает! – авторитетно заметил тот. – Надо бы помочь человеку, могу сходить.
– Не, не, не! – запротестовал Леонид. – Никаких «сходить», я пить больше не буду!
– Ну, как знаете! Кузьма, спасибо за игру, мне пора работать, – и разочарованный дворник, прихватив свои орудия труда, пошел выскребать из углов притаившийся мусор.
– А ты чего один, Лёня? Где твоя небога?[1] – спросил Кузьма Григорович.
– Пошла домой. К обеду, наверное, придет, – ответил Леонид.
Они сыграли с Кузьмой Григоровичем несколько партий в шахматы. Кузьма Григорович играл хорошо, и Леониду никак не удавалось его победить. Он досадовал на себя, но ругаться, как это делал проигрывавший дворник, ему было неловко.
Близилось время обеда.
Кузьма Григорович пошел одеваться, Леонид тоже сменил шорты на летние брюки, а потом решил на минутку прилечь.
Через полчаса Кузьма его разбудил:
– Слушай, Леонид, мы останемся без обеда, давай вставай. Я все ждал, что ты сам проснешься, но ты что-то серьезно увлекся.
Сон, как ни странно, пошел Леониду на пользу. Он бодро вскочил, забежал в ванную сполоснуть лицо и через минуту уже стоял в готовности на крыльце.
Есении за столиком не оказалось.
«Вряд ли она уже пообедала, значит, тоже запаздывает», – решил Леонид. Аппетит у него сразу пропал, что бывало с ним крайне редко. Он весь извертелся, пытаясь увидеть за окном приближающуюся фигурку Есении.
Кузьма, заметив его нетерпение, озадаченно поглядывал на него.
– Слушай, Лёня, – отложив, наконец, ложку, сказал он, – ты себе шею свернешь! Ну куда она денется, не маленькая же, успокойся и ешь, а то от тебя в глазах рябит, ажно укачало.
– Да тут у нас небольшой инцидент вышел… – попытался ему объяснить Леонид, но продолжать передумал. Не мог же он ему сказать, что приложился к губам собственной племянницы и этим вызвал у нее отрицательную реакцию. Кузьма поймет девушку, а на Леонида будет смотреть как на прелюбодея-кровосмесителя. А рассказывать ему правду Леониду сейчас не хотелось – долго, да и ни к чему пока.
Есения все не шла. Леонид начал глотать еду, уже не разбирая ее вкуса.
– Кузьма Григорович, ты меня прости, но я что-то беспокоюсь, – сказал он, поднимаясь из-за стола. – Пойду к ней, узнаю, не случилось ли чего…
Прохор Дмитриевич сидел на крыльце со своим неизменным спутником-котом, как будто их приковали к этому месту навеки.
Увидев Леонида, он удивился:
– Аркадьич, а вы что – разминулись? Барышня твоя час назад прибежала, схватила сумку, сказала, что вы всем санаторием на экскурсию в город едете, и улетела. А тебя, значит, не взяли… Ох, мне эти девы…
Леонид обессиленно опустился рядом с дедом на крыльцо: «Вот идиот, самоуверенный кретин! Все! Она теперь не вернется! Ну почему я ее не догнал, почему не остановил?!»
– Э, э, паря, чё стряслось? – всполошился дед. – Ты чё это зеленеешь, а? Да вернутся они, никуда не денутся. Есения твоя веселая была. Ну чё ты киснешь? Ох, мне эти страдатели…
Леонид поднял голову:
– Веселая?
– Ну да. Варфоломею Игнатьичу всю морду обцеловала, он теперь даже вылизываться не хочет.
Леонид с ревностью посмотрел на кота, а тот («гад!») ему так доброжелательно в ответ сощурился…
– Прохор Дмитриевич, где твои дрова?
– Какие дрова? – не понял дед.
– Да которые «попилять-порубить» надо. Чего откладывать! Мне сейчас что-нибудь «порубить» как раз по состоянию духа.
– Ну, как хочешь, Аркадьич, да я говорил тебе – не к спеху это. Ну ладно, пошли, покажу.
Дед потрусил за дом. Леонид пошел следом.
Позади дома обнаружился небольшой сарайчик с навесом, под которым очень аккуратно был сложен не один кубометр бревен…
– Вот это все перепилить?! – ахнул Леонид.
– Да ты что! – захохотал дед. – Ты ж у меня тут дромадером станешь!
– Прохор Дмитриевич! Не обзывайтесь!
– Так ты сам думай, что говоришь! – продолжал веселиться дед. – Ты ж пилить это будешь до своей пенсии, а у меня по хозяйству еще и другие дела есть! – и, увидев вытянувшееся лицо Леонида, добавил: – Не боись, Аркадьич, не заезжу, вернешься к мамаше в лучшем виде. Ох, мне…
Леонид подошел к штабелю бревен и озадаченно почесал в затылке – с какого конца к ним подступаться?
Дед открыл сарай и чем-то там загремел в темноте, потом позвал Леонида:
– Аркадьич, иди-ка сюда, дам тебе инструмент.
Леонид представил себе большую ржавую пилу, но когда подошел к дверям сарая, поразился: дед, пыхтя, волок на животе новехонькую бензопилу «Дружба».
– Вот! Обращаться умеешь? – поставив пилу на порог и отдуваясь, спросил дед. – Уже заправлена, хоть счас начинай пилять!
Леонид осмотрел пилу и, поскольку в стройотряде ему приходилось с такими работать, запустил ее без проблем. Пила истошно завизжала. Перепуганный Варфоломей Игнатьич с диким «мявом» взлетел на дерево и затаился там, раздувшись от ужаса. Леонид выключил пилу. Теперь нужно было приготовить рабочее место. Дед уже предусмотрительно подкатил два чурбана и притащил из-под навеса козлы.
– Выбирай, как будем действовать, – сказал он.
– Козлы пока не нужны, – заметил Леонид. – Буду пилить на чурбане. Переодеться бы вот только…
– А, счас, счас, – засуетился дед и побежал в дом.
Через несколько минут он вернулся со старой рубахой и штанами в руке:
– На вот, надень, это сына моего, только рукава и штанины придется подвернуть – мой Ваня повыше тебя будет.
«Да уж, повыше!» – хмыкнул про себя Леонид деликатности деда, прикладывая штаны к телу, – если бы он их надел, пояс пришлось бы застегивать на шее… А в боках хоть дырки для рук вырезай – готовый комбинезон получится. Славный сынишка у дедушки…
Леонид молча переоделся и закатал штанины – на ногах внизу получилось что-то вроде толстых бубликов.
Дед, рассмеявшись, протянул ему веревку:
– На вот, вставь вместо ремня, а то портки потеряешь!
Это точно – Леонид мог эти штаны обернуть вокруг себя чуть ли не два раза. Взяв веревку, он продернул ее вместо ремня и завязал узлом на животе. Дед опять залился рассыпчатым смехом. Вид у Леонида получился как у того бурлака на Волге. Рубаху он надевать не стал – жарко.
Скатив несколько бревен на землю, Леонид поднял одно и положил его концом на чурбан. Дальше – дело техники.
– Прохор Дмитриевич, печь-то большая? Вам как пилить – покороче или подлиннее?
