— Ты не пообедаешь с нами? — спросил Стаффорд. Он собирался сказать совсем не это, но бушевавшие внутри эмоции не давали ему произнести те слова, которые так и просились на язык.
Глаза Девон внимательно изучали его лицо.
— А ты действительно хочешь этого?
— И не только этого. По правде говоря, я надеялся, что ты останешься.
— На ночь?
— Да.
— У тебя в доме?
— Да.
Она поглядела на Алекса, который что-то сосредоточенно чиркал в лежавшем на коленях альбоме для рисования, а потом перевела взгляд на Джонатана. Ее большие зеленые глаза безмолвно спрашивали: «А как же Алекс?»
— По-моему, не очень удачная мысль. Странно, что ты предложил это.
Она была настроена более осторожно, чем раньше, и Стаффорд выругал себя за косноязычие. Он редко лазил за словом в карман, но тут нашла коса на камень…
— Может, спросим Алекса? — с притворной беззаботностью спросил Стаффорд. — Он будет счастлив и не подумает ничего дурного.
Как и было задумано, эта фраза заставила Девон густо покраснеть.
— Джонатан, ты сам не понимаешь, что делаешь…
— Понимаю. Правда, на это ушло чертовски много времени, но, поверь мне, теперь я все понимаю.
Она заставила себя улыбнуться.
— Я с удовольствием поужинаю с вами, но не останусь.
У Джонатана сжалось сердце. Впрочем, иного ответа ждать не приходилось.
— Ладно, что ж делать… Просто я ужасно соскучился по тебе. — Почему он до сих пор не сказал, что любит ее? Почему так дьявольски трудно произнести эти слова? Потому что все это ему в новинку. Потому что он не знает, какие чувства испытывает к нему Девон. И, честно говоря, боится узнать. Особенно после того, что произошло между ними.
Их пальцы переплелись, и это немного успокоило Джонатана.
— Я тоже соскучилась.
Поскольку черный шерстяной костюм Девон теперь был бы абсолютно не к месту, Джонатан велел Генри остановиться у ее дома. Девон поднялась за слаксами и вязаным свитером, а потом они поехали дальше. Когда девушка пошла переодеваться в ванную, Алекс подогнал кресло к стоявшему в гостиной Джонатану.
— Папа, если все о'кей, можно мне пока пойти порисовать? — На коленях у него лежал альбом.
— Хорошая мысль, сын. А когда закончишь, Девон подскажет тебе, что нужно исправить.
— Ага, папа. Вот будет здорово!
Когда Алекс уехал к себе, Джонатан отправился разыскивать Марию, чтобы предупредить ее, что ужин надо накрывать на троих.
Вернувшись в гостиную, он увидел, что Девон стоит у окна и любуется городскими фонарями, рассеивающими вечернюю мглу. В небе замигали крошечные красные огоньки, а вслед за ними донесся приглушенный гул самолета. Джонатан подошел к ней сзади, обвил руками талию и прижался грудью к ее спине. От Девон пахло апельсиновым цветом, шелковистые пряди касались его щеки.
— Господи, как я рад, что ты здесь… — Он поцеловал Девон в шею, а затем повернул девушку лицом к себе. В ее глазах стояли страх и неуверенность.
— Правда?
— Да.
— Даже после всего случившегося?
— Теперь это не имеет значения.
— В самом деле? Между нами пропасть, Джонатан. Ты знал это с самого начала. У меня моя работа и то, во что я верю, а у тебя семья и куча обязанностей. Это поссорило нас однажды и может поссорить снова.
— Меня это не волнует. Впрочем, когда ты закончишь свою книгу, все будет позади.
— Я не работала над ней с тех самых пор. Может, и вовсе не буду.
— Я не прошу тебя бросить ее.
— А если случится что-нибудь еще?
— Ничего не должно случиться. Алекс знает о твоем замысле. Газеты тоже знают. Что еще может произойти?
— Не знаю, но все возможно. Нельзя отрицать такую возможность.
— Черт побери, мне все равно! — Он обхватил ее плечи. — Все это неважно, неужели не понимаешь? Важно только одно — то, что мы чувствуем друг к другу.
Зеленые глаза пытливо заглянули в глаза серо-голубые.
— А что это, Джонатан? Что мы чувствуем?
Любовь, подумал он. Я люблю тебя. Но он никогда не говорил этих слов. Даже Ребекке. Даже тогда, когда любил по-настоящему. И теперь, как ни пытался, тоже не мог произнести их.
— Вот что, — вместо этого сказал Стаффорд, обнимая девушку и приникая к ее губам. Это должно было показать ей, заставить ее понять, что он чувствует. Девон обвила руками его шею и вернула поцелуй, едва не теряя сознание, раскрывая губы, чтобы позволить его языку скользнуть внутрь. Тут он поднял ее на руки и шагнул к спальне.
— Джонатан, подожди! Это невозможно. При Алексе…
Он остановился на полпути, увидел ее горящее от смущения лицо, ощутил, как бешено бьется его сердце и неистово напрягается тело.
— Проклятие… — Он тяжело вздохнул и медленно выдохнул. — Я совсем забыл, где нахожусь. Господи помилуй, у меня только одно на уме: я ужасно хочу тебя…
Она снова поцеловала Джонатана, не снимая рук с его шеи.
— Я тоже хочу тебя. И что бы ни случилось, мне кажется, это навсегда.
Джонатан опустил ее на пол. Вставая на ноги, Девон ненароком коснулась его напряженного тела. Они целовались долго и жадно, и когда все закончилось, оба дрожали от страсти.
Девон отстранилась первой.
— Я тоже хочу тебя, Джонатан, но… Может быть, оставим все как есть… А самое лучшее для нас обоих — подождать денек-другой и как следует подумать.
— Нет. Тут не над чем думать. Ты моя и сама знаешь это.
— Есть и другие причины, известные нам обоим. Позволь мне уехать домой и хорошенько поразмыслить.
— Хочешь домой? Ладно. Как только закончим с обедом, я уложу Алекса и сам отвезу тебя. Но я поднимусь наверх, отнесу тебя в кровать и буду любить до тех пор, пока от твоих криков не рухнут стены.
Сначала у Девон расширились глаза, но затем она улыбнулась.
— Какая девушка устоит перед таким соблазном?
Джонатан улыбнулся тоже. Мужская рука нежно прикоснулась к ее щеке.
— Я очень виноват перед тобой. Я ругал тебя за то, в чем не было твоей вины, за то, что ты делала свое дело, которое должна была закончить. А обязан был защищать тебя. Я хочу, чтобы ты знала: этого больше не повторится. Никогда.
Она только покачала головой.
— Ты не можешь этого знать.
— Не могу?
Девон отвернулась и прижалась лбом к стеклу.
— Я боюсь, Джонатан.
Он отвел с ее щеки прядь волос.
— Не бойся… — Стаффорд наклонил голову и поцеловал ее в шею, но Девон отстранилась.
— Знаешь, как я мучилась, когда ты ушел из книжной лавки? Никогда мне не было так горько, никогда. Хотелось умереть. Я больше не вынесу этой боли. Просто не переживу.
— И не надо. Такого больше не будет. Я обещаю.
