И конечно же в отсутствие самой Мерседес.
Десятка – явный перебор.
Пяти евро будет вполне достаточно, а лучше ограничиться двумя, если у меня отыщется мелочь. Бросив на столешницу мятую двадцатку, я лезу в задний карман за монетами и выгребаю все. Китайская, с квадратной дыркой, вряд ли порадует не-Шона, но два евро все же находятся, и еще пятьдесят центов, и еще двадцать пять: что ж, не будем крохоборничать, когда речь идет о стандартных десяти процентах от счета – хотя счет мне никто не предоставил.
– Этого достаточно?
– Вполне. – Бармен сосредоточенно чешет подбородок. – Заглядывайте к нам почаще. Может, повезет, и вы застанете здесь Франсуа.
Кого я точно не застану – ни здесь, ни где бы то ни было, – так это Франсуа. Франсуа Пеллетье. Симпатягу Фрэнки, расставшегося с жизнью на атлантическом побережье Марокко.
– Вы же говорили, что он давно здесь не появлялся.
– Время не так уж важно, если хочешь найти человека, правда? К нам возвращаются и через несколько лет.
– Боюсь, у меня нет в запасе нескольких лет. В случае с Франсуа, я имею в виду.
– Тогда заглядывайте просто так. У нас полно замечательных парней, жаждущих познакомиться с красотками.
– Жан-Клод, Жан-Анри и просто Жан? И коротышка Венсан по прозвищу Хорек?
Приложенный к губам палец – такой реакции от всесильного бармена, обладателя хорошо развитой мускулатуры и разбойной физиономии, я не ожидала.
– Ш-шш… Не произносите их имена всуе!
– Это чревато неприятностями?
– Для красоток – всегда. С правилами хорошего тона они незнакомы. А у вас, оказывается, отличная память. Запомнили имена, которые вряд ли вам пригодятся.
– Память самая обыкновенная. Ведь и вы знаете массу таких имен. И любой другой. Так что в этом я нисколько не отличаюсь от большинства.
– В этом – может быть. А во всем остальном…
– Что?
– Вы совсем не простая. Совсем. Вы та еще штучка. «Та еще штучка» – вовсе не комплимент. И не первое подвернувшееся под руку слово, в отличие от универсальной «красотки». В голосе не-Шона мне чудится настороженность, скрытая угроза и еще что-то… Что-то, что позволяет предположить: странный бармен знает обо мне больше, чем знаю я сама. Или думает, что знает.
Мне пера покинуть «Cannoe Rose». Я и так задержалась здесь дольше, чем предполагала.
– Спасибо за гостеприимство.
– Остались довольны посещением? – живо интересуется не-Шон.
– Еще бы.
В подтверждение своих слов я вытаскиваю из стеклянной чаши несколько картонок со спичками и бросаю их на дно рюкзака. Это должно означать: красотка обязательно поделится впечатлениями о баре с людьми, чьи имена значат для нее больше, чем просто упоминание через запятую.
– Я не слишком размахнулась?..
– Не слишком, – успокаивает меня бармен. – Берите, сколько хотите. Они для того здесь и лежат.
И еще для многого другого, бедный Фрэнки!..
Вашей любви -
Это все, чего жаждет мое разбитое сердце.
Но вместе мы не будем никогда. И потому -
Я отпускаю вас на волю.
И я хочу, чтоб вы нашли приют от бури и огонь.
Который вас согреет.
Но больше всего я хочу
Вашей любви…
Всхлипы музыкального автомата несутся мне в спину, «любовь» – вот последнее, что я слышу, оставляя «Саппое Rose».
Занятный кабачок.
Надо бы вернуться в него еще раз, говорю я себе, прекрасно зная, что больше не вернусь.
***
…Пролом в стене, коридор с коптящими факелами, арка с низкими хлопающими дверцами, – теперь должна наступить очередь коридора с плохим освещением: за время моего пребывания в баре освещение нисколько не улучшилось, наоборот – стало еще хуже. Лампочки под потолком едва подают признаки жизни, не хватало, чтобы они погасли прежде чем я доберусь до конца коридора! Расстояние совсем не криминальное, метров двадцать – двадцать пять, быстрым шагом я преодолею их за несколько секунд, а еще можно припустить бегом.
Мне совсем не нравятся дряхлые источники света, от них можно ждать любой подлости. Такой, как эта, например: судорожно померцав, они гаснут.
Все разом.
Коридор погружается в темноту, вот проклятье!..
Новая жизнь вовсе не избавила меня от страхов и фобий прежней: темнота так и осталась моим врагом, препятствием, которое трудно преодолеть. Система координат потеряна безвозвратно, и я снова оказываюсь в безвоздушном, беззвездном пространстве; с кожей, липкой от пота, с зажмуренными глазами, с запоздалыми сожалениями по поводу не купленного когда-то самоучителя по испанскому.
Да-да, я могла бы изучить испанский, и тогда мои познания в нем не ограничивались бы тупой фразой «estoy en la mierda», и мне был бы понятен смысл слова «capoeira»
(с чего я взяла, что оно – испанское?) и почему вообще я думаю об испанском, тоже нашла время!..
Мерседес.
Она во всем виновата.
Мерседес посмеялась бы надо мной, надорвала бы живот от хохота: женщина, взрослая настолько, что уже успела побывать в роли обвиняемой в убийстве, боится темноты, как маленький ребенок. Впрочем, если я думаю об испанском и о Мерседес, – значит, и страх не такой тотальный, не такой всепоглощающий, каким был раньше. Осталось справиться с его физическими последствиями, а именно – с полной разбалансировкой движений, и с ощущением, что ни верха, ни низа не существует.
Они существуют.
Как существуют пол и потолок, как существуют коридоры позади и впереди меня, как существует бар «Cannoe Rose», и Этот город, и благословенная Франция, и красный кабриолет Слободана Вукотича, и мой друг Доминик. Как существуют спички на дне рюкзака. И зажигалка.
Но за ними я не полезу – избавляться от страха нужно, не прибегая к подручным средствам. Я должна двигаться вперед, к концу коридора, ведущему еще к одному коридору. И к выходу. Auanti tutta46 Сашa! – как сказали бы на родине Национального музея мотоциклов, какого только словесного дерьма не понапихано в моей бедной голове!..
Мне кажется, что я стою на месте, хотя, определенно, какое-то движение происходит: об этом свидетельствует темно-серый прямоугольник впереди, с каждым мгновением он становится все светлее и светлее. Я так сосредоточена на нем, что поначалу совершенно не слышу шагов позади. Между тем в коридоре появился кто-то еще. Ничего экстраординарного в этом нет: в баре было полно посетителей, мой уход просто совпал по времени с еще одним уходом. Но темнота и здесь выворачивает все наизнанку, и ее боязнь канализируется в новое русло – меня преследуют! Жан-Клод, Жан-Анри и просто Жан, за годы околофутбольных бесчинств спевшиеся настолько, что даже двигаются в унисон, не создавая лишнего шума; не-Шон предупреждал – они те еще ребята, и сам не-Шон – темная лошадка, зачем я только сунулась сюда, зачем настаивала на знакомстве с Фрэнки, на близкой дружбе с ним? И кто он такой на самом деле, дельфиний фанат Фрэнки? Горло, обработанное опасной бритвой, – не самая лучшая верительная грамота, не самая лучшая рекомендация, кажется, я непроизвольно перешла на бег, припустила во все лопатки, еще немного и…
