— Не замечал, чтобы Олег был большим любителем фильмов об Индиане Джонсе. А по этой истории хоть пятую часть снимай, — саркастически заметил Герман.
— Может, и снимут когда-нибудь.
— Допустим, основную идею я уловил, есть пещера, предположим, были психи, которые прятали там трупы. Ну и что?
— Для тех, кто это делал, пещера — особенное место. Можно все списать на случайность, но мы убеждены в обратном. На протяжении многих лет, а может, и веков…
— Все, хватит. Олег верил, кто-то похищает детей, чтобы принести их в жертву в этой пещере? И он надеялся обнаружить там племянницу? Ясное дело, он спятил от горя. Я не понял: с какой стати вы связали убийство девчонки, как ее… неважно… связали ее убийство с пещерой? Ведь ее труп обнаружили в лесу.
— Обескровленный труп…
— Вас насторожил способ убийства?
— Да. Время и место изменились, а нелюди остались. Что-то могло заставить убийцу выбросить труп по дороге…
— И этих упырей пещера притягивает, как магнит? — Теперь в его голосе не было сарказма, лишь утомление. Наш долгий разговор изрядно ему надоел.
— Не так глупо, как кажется. И убийство твоего друга это подтверждает. Он нашел ее, — помедлив, добавила я.
— Пещеру? — нахмурился Герман.
— Накануне он узнал нечто такое, что позволило предположить, где она находится. Ему хотелось проверить свою догадку, он уехал один. Позвонил в пятницу, примерно в три, и сказал, что нашел ее. Он не смог попасть внутрь, вот и хотел вернуться в город за снаряжением.
— Откуда тогда уверенность, что нашел он именно ее, а не какую-то другую нору, которых здесь, по твоим словам, немерено?
— Олег был в этом убежден. Что было дальше, тебе известно. До города он доехать не сумел. Из машины пропала карта, где отмечено место поисков, и фотоаппарат. Я спрашивала у Вики, фотоаппарата в квартире Олега не оказалось, следовательно, он взял его с собой.
— Значит, детки дьявола сторожат пещеру, сменяя друг друга, точно часовые на Красной площади?
— Если мы узнали о них, они могли узнать о Нас. На наши поиски обратили внимание.
— Но ментам ты об этом не рассказала?
— Объяснять почему, думаю, не надо. Вся информация, собранная нами, в свободном доступе, но она до сих пор никого не заинтересовала: подобные истории никто всерьез не принимает. Расскажи я им то же, что тебе сейчас, надо мной в лучшем случае посмеялись бы…
— И, кстати, правильно. Удивительно, почему я все это слушаю. Думаешь, я не понимаю, зачем ты пичкаешь меня этими байками? Боишься, что я тебя ментам сдам?
— Что тебе мешает это сделать? Сейчас, завтра или через неделю?
— Например, то, что липовую ксиву я тебе достал.
— Сгодится анонимный звонок. Твое сообщение, что я не та, за кого себя выдаю, их, безусловно, насторожит. Тебе останется лишь позаботиться о том, чтобы я не сбежала. — Разговор и меня здорово вымотал, в тот момент мне было почти безразлично, какое он примет решение. В конце концов, и в тюрьме люди живут.
— Предположим, сообщать о тебе я не стану. Что в этом случае будешь делать ты?
— Продолжу поиски.
— Начнешь лазить по окрестностям, надеясь отыскать пещеру?
— Буду искать пещеру и убийцу Олега. Я уверена, убийца имеет к ней прямое отношение.
— Вилами на воде, — буркнул он. — А рюкзачок ты подготовила, чтобы отправиться на поиски уже сегодня?
— Рюкзачок стоит у двери полтора года. Я не хочу попасть в руки тех, кто убил Костю. Вряд ли это должно удивлять. Кстати, странно, что они не добрались до тебя. Костя наверняка признался, кто помог ему с паспортом.
— Может, и пытались, — мрачно усмехнулся Герман. — На следующий день после смерти Кости я улетел в Америку. Там и узнал, что кто-то очень настойчиво интересуется мной. Оттого и задержался за бугром. Правда, думал, интерес возник по другому поводу.
— Повезло, — кивнула я, и мы надолго замолчали.
Герман прошелся по комнате, насвистывая под нос и размышляя.
— Ты права, сдать тебя ментам я всегда успею, — наконец заявил он. — Кое в чем наши желания совпадают. Ты хочешь найти убийцу Олега, если не врешь. Я тоже хочу. Вот этим и займемся. — Он замер передо мной и неожиданно улыбнулся. Нельзя сказать, что улыбка очень его красила, и все же я вздохнула с облегчением. — К поискам приступим завтра. Жить я буду здесь, уж извини. Я глаз с тебя не спущу.
Я пожала плечами.
— Хочу предупредить, ты ввязываешься в очень опасное дело.
— И как это я сам не допер?
— Я постелю тебе на диване. Сама лягу в кухне, у меня есть раскладушка, — поднимаясь, сказала я.
— На раскладушке, так и быть, лягу я. Неловко доставлять неудобство хозяйке, но спать буду в комнате, рядышком с тобой. На всякий случай.
Я приготовила постель ему и себе. Раскладушку он придвинул вплотную к дивану. Боялся, что я сбегу? Я отправилась в ванную, не вполне понимая, изменилась ли ситуация к лучшему или все-таки к худшему.
Мне опять приснился тот же сон, и вновь я проснулась от собственного крика. Открыла глаза и увидела, что в комнате горит ночник. Герман сидел на диване и хмуро меня разглядывал.
— Кошмары? — спросил угрюмо.
— Да, — ответила я, вытирая потный лоб. Руки противно дрожали. Я прикрыла веки, стараясь избежать его взгляда.
— Увлечение разной чертовщиной до добра не доводит, — наставительно изрек он. — Воды принести?
— Я сама.
Я попыталась встать, но мешала раскладушка, Герман отодвинул ее ногой, его взгляд задержался на моих щиколотках. Я вскочила чересчур поспешно, надеясь, что пижамные брюки скроют то, что он не должен был видеть. Но он, конечно, увидел. Схватил меня за руки, перевел взгляд на запястья, которые обычно скрывал ремешок часов и широкий браслет, но на ночь я их по привычке сняла, оставив в ванной.
— Вены себе резала? — задал он вопрос, который не требовал ответа. — Судя по тому, что руками ты не ограничилась, намерения у тебя были серьезные.
— Иногда жить куда страшнее, чем умереть, — усмехнулась я.
— Надеюсь, ты в курсе, что по тебе психушка плачет? — разозлился он и добавил с внезапной обидой: — Кто ж ты такая, мать твою?..
Утром Германа на раскладушке я не обнаружила. Постельное белье сложено на кресле, раскладушка убрана. В первое мгновение мелькнула мысль, что он ушел, я даже подумала, что у меня еще, возможно, есть время, чтобы покинуть квартиру. Но тут со стороны кухни послышался шум, заработал чайник, звякнула посуда, и я вздохнула, скорее с облегчением. Прихватив свои вещи, прошла в ванную.
Когда я появилась в кухне, Герман сидел за столом, пил кофе и смотрел в окно. Физиономия слегка помята, должно быть, не спал всю ночь, опасаясь, что я шваркну его по голове чем-нибудь тяжелым и сбегу. Он считал меня чокнутой. Мое мнение о нем особо хорошим тоже не назовешь.
