— Да, matia mou, — кивнул он. — Они ведь тоже читают газеты и невольно примечают, сколь легкомысленный образ жизни он ведет. А ведь банкиры по природе своей крайне трусливы и осторожны. Они, безусловно, задаются вопросом: а способен ли столь легкомысленный человек решать серьезные вопросы? И находят его безответственным.
— Мне кажется, нельзя судить о человеке по его личной жизни, — промолвила Мелина. — Если бы мой отец положился на первое впечатление от тебя…
— Да, не копни твой отец глубже, и мы бы с тобой не поженились, — с легкой улыбкой согласился Киракис. — И уж тем более не видать мне денег, которые он вложил в строительство нашего флота. — Чуть помолчав, он продолжил: — Однако Александру может не повезти так, как мне. Времена изменились, а нашему сыну не хватит здравого смысла, чтобы, подобно своему отцу, жениться на дочери банкира.
— Значит отныне за каждым шагом Александра в бизнесе будут зорко следить и докладывать банкирам о его благонадежности? — спросила Мелина.
— Боюсь, что да, — кивнул Киракис. — И, в том случае, если он не изменит своего поведения…
Мелина посмотрела ему прямо в глаза.
— Послушай, Коста, — сказала она. — Я прекрасно понимаю, насколько тебе важно, чтобы Александр стал твоим преемником на посту главы корпорации. По-моему, ему ещё не было пяти лет от роду, когда ты принял это решение. Тебе, конечно, трудно будет со мной согласиться, но мальчик ещё слишком молод. Времени еще…
— Семнадцатого ноября ему исполняется тридцать один год, — напомнил жене Киракис. — В его возрасте я был уже давно женат на тебе. Я уже состоялся — и как муж, и как бизнесмен.
— Но ты сам сказал — времена изменились.
— Не настолько, — упрямо возразил Киракис.
Мелина подняла голову и улыбнулась.
— Боюсь, что все-таки больше, чем ты себе представляешь, — сказала она.
Киракис встряхнул головой.
— Порой мне кажется, что ты видишь Александра через розовые очки.
— А вот мне порой кажется, что ты его вообще не видишь, — улыбнулась Мелина и нежно поцеловала мужа в щеку. — Мы оба с тобой совершенно безнадежны в этом смысле.
— Пожалуй, да, — усмехнулся Киракис.
— Пойдем спать, — позвала она. — Уже поздно, и сегодня ты уже все равно не успеешь повлиять на его личную жизнь.
Киракис поставил опустевший стакан на стол.
— Ты иди, — сказал он. — Я скоро приду.
— Но ты не собираешься ещё работать…
— Нет. Через несколько минут приду.
— Хорошо, — кивнула Мелина и, величественно ступая, поднялась по лестнице в спальню. Киракис проводил жену задумчивым взглядом. Поразительная поступь — словно у герцогини. Насколько он помнил, Мелина всегда ходила так. Он вздохнул — в последнее время она его тоже беспокоила. Налив себе ещё водки, Киракис снова подошел к окну и, глядя на безмолвную тишь Эгейского моря, призадумался. Он прекрасно понимал, что, защищая Александра, Мелина в глубине души тревожится за их сына ничуть не меньше, чем он сам. А то и больше. Киракис невольно улыбнулся. Неодобрительное отношение Мелины к легкомысленному образу жизни, который вел её сын, безусловно, пасовало перед безграничной любовью, которую она питала к Александру. Мелина — и Киракис это понял ещё давно — была готова простить своему сыну все что угодно.
Но вот готов ли он сам — вновь и вновь спрашивал себя Киракис, уже поднимаясь по лестнице — простить своего сына, если его дурная слава поставит под угрозу само существование «Корпорации Киракиса»?
Лос-Анджелес, октябрь 1979
— Почему всякий раз, когда я спрашиваю вас о вашем детстве, вы спешите сменить тему? — спросил Ник. — Почему?
Они с Мередит, высоко закатав штанины брюк, медленно брели босиком по золотистому песку вдоль пляжа Санта-Моники. На Мередит была свободная хлопчатобумажная рубашка, а из украшений — только простенькое серебряное колечко на правой руке; Нику, который любовался её прекрасными волосами, развевающимися на легком ветерке, Мередит казалось красивой как никогда.
Мередит рассмеялась.
— Послушайте, Холлидей, вы ведь меня на съемки пригласили, а не на допрос, — шутливо сказала она и, взяв его за руку, тепло её пожала.
— Но почему все-таки вы избегаете этой темы? — упорствовал Ник.
— Вовсе я ничего не избегаю, — возразила Мередит, свободной рукой стряхивая со лба волосы. — Просто мне не о чем рассказывать, вот и все. Детство у меня было скучное и унылое.
Ник недоверчиво посмотрел на нее.
— Но хоть что-то заслуживающее внимания с вами непременно должно было случиться, — сказал он.
Мередит отрицательно покачала головой; чувствовалось, что настойчивость режиссера забавляет её.
— Я ведь родилась в крохотном провинциальном городке, — напомнила она. — Что там может быть интересного?
— Пейтон-Плейс2 — тоже был крохотный провинциальный городок, — сказал Холлидей, водружая очки на лоб. — А мы ещё не забыли, что там творилось.
Мередит кивнула.
— Ладно, ваша взяла. — В её голосе появились театральные нотки. — Придется мне во всем вам сознаться. Я вас обманула — я родом вовсе не из крохотного провинциального городка. Я родилась в Лондоне. Мой отец был послом при королевском дворе. Но выросла я в Европе — сперва училась в швейцарских частных школах, а потом и в Сорбонне. Мне не было и пятнадцати, когда меня соблазнил распутный сын одного крупного виноторговца. Затем в Монте-Карло у меня был роман со знаменитым гонщиком, а потом — уже в Риме — с одним модным итальянским актером. Ах да, ещё с арабским шейхом, который хотел выкупить меня у моего отца за дюжину верблюдов. Из-за этого чуть целый международный конфликт не разгорелся!
— Но я же серьезно спрашиваю, — произнес Ник с укоризной.
— А я и не шучу! — с притворным негодованием воскликнула Мередит. — Вы же сами хотели знать подробности моего мрачного прошлого.
— Я просто пытаюсь узнать вас поближе, — вздохнул Ник. — Но вы чертовски усложняете мою задачу.
— Извините, Ник, — сказала Мередит, мигом посерьезнев. — Но только если это и в самом деле так, то, пожалуйста — не пытайте меня о моем прошлом. Я уже давно с ним рассталась — и не хочу его ворошить.
И вообще хотела бы навсегда его забыть, подумала она.
Нью-Йорк.
Дождь лил, не переставая. Непогода и поздний час сыграли свою роль: на улицах Манхэттена было совсем немноголюдно. А вот движение было, как всегда, оживленным; Александра, который шел, не обращая внимания на дождь, вдоль южной оконечности Центрального парка, то и дело обгоняли такси, автобусы и лимузины. Александр нисколько не боялся бродить по ночному Нью-Йорку и проделывал это довольно часто. Глубоко засунув руки в карманы плаща, он быстро шел по пустынному тротуару, а достигнув пересечения улицы с Пятой авеню, свернул на нее. Вдруг над ухом истошно завизжали тормоза, и тут же на него обрушилась брань — Александр, задумавшись, перешел улицу на красный свет, и таксист едва успел затормозить. Впрочем, поглощенный своими мыслями, он даже не услышал ругательств.
