– Ты ничего не могла сделать, Рина. Ты ничего не могла изменить.
– Он убил моего напарника.
Она крепко зажмурилась и прижалась лицом к коленям. Ей никогда, никогда не забыть, как он горел, как пламя поглотило его разорванное тело.
«Это наша работа». Таковы были его последние слова. И теперь она не знала, хватит ли ей душевных сил продолжить работу, которая убила его. Горечь утраты и чувство вины переполняли ее.
– Ублюдок знал, что я первой войду в огонь. Он начинил огнетушитель взрывчаткой в расчете на то, что О'Доннелл или кто-нибудь еще схватит его и пустит в ход. В кухне… скорее всего, он оставил его в кухне. На самом виду. Тут действуешь инстинктивно. Видишь, хватаешь, пускаешь в ход. Если бы я не сразу вошла…
– Прекрати. Ты прекрасно знаешь, что это не выход. – Сандер схватил ее за плечи и приподнял, чтобы их глаза встретились. – Ты прекрасно знаешь, что бесполезно гадать, что было бы, если бы… Катарина, ты исполнила свой долг, как и О'Доннелл. Только один человек виноват в том, что случилось.
Рина оглянулась на дом. Война еще кипела, и она была всего лишь одной из жертв. Она потеряла напарника там, наверху. Она потеряла свое сердце и со страхом думала, что потеряла и все свое мужество.
– Он убил их только для того, чтобы показать мне, что он может это сделать. Он убил их только для того, чтобы я увидела. А О'Доннелла он убил просто на закуску. Подлый ублюдок.
– Тебе нужно отдохнуть, Рина. Тебе нужно поспать. Я отвезу тебя к маме и дам тебе снотворного.
– Ничего подобного ты не сделаешь.
Рина опять прижалась лицом к коленям, изо всех сил стараясь удержать слезы. Она боялась, что уже не сможет остановиться, если прольет хоть одну слезинку. Ей хотелось вернуть свой гнев, хотелось почувствовать, как он горит у нее в крови но она ощущала только страшный, деморализующий груз безысходного горя.
Они были молоды, напомнила она себе. Моложе ее годами. Он убил их холодно и быстро в их собственной постели, а потом усадил как кукол. Этот образ будет преследовать ее до самой смерти. Как и воспоминание о хорошем человеке, хорошем полицейском и добром друге, превратившемся в живой факел.
Рина подняла голову и посмотрела в глаза брату.
– Я тебе велела не выходить из дому. Я сказала, что это очень важно, чтобы вы все сидели дома.
«Это мог бы быть мой брат, – подумала она. – Моя мать, сестра, отец». Убив О'Доннелла, Джоуи дал ей понять, что на его месте мог оказаться кто угодно. Таков был смысл его последнего послания. Он мог бы выбрать любого. Он все еще мог выбрать любого.
– Обо мне можешь не беспокоиться. – Сандер ласково погладил ее по щеке. – Один из копов отвез Ань и малыша к маме. У нас уже появилась собственная частная полиция.
Тогда он тоже погладил ее по лицу, вспомнила Рина. Двадцать лет назад, когда она лежала оглушенная и плачущая после нападения Джоуи. Ее брат погладил ее по лицу. От него тогда пахло виноградным леденцом.
Душившее ее горе поднялось к горлу и выплеснулось из глаз.
– Сандер… Он сжег твою клинику.
Теперь Сандер прижался лбом к ее лбу и обнял ее. Руки Рины тоже обвились вокруг него.
– Ничего, – прошептал он. – Все будет хорошо.
– О боже, Сандер… Он сжег клинику, он придет за тобой, за всеми вами, если мы его не остановим. О'Доннелл был для меня почти членом семьи. Джоуи это знал. О'Доннелл не имел никакого отношения к тому, что произошло двадцать лет назад. Месть тут ни при чем, он погиб только из-за того, что был связан со мной. Я не знаю, как это остановить. Я перепугана до смерти.
Дрожь началась у нее в пальцах ног и поднялась вверх. Рина судорожно ухватилась за руки брата. Ей казалось, что она сейчас рассыплется на кусочки.
– Я не знаю, что делать, Сандер. Я не знаю, что мне дальше делать.
– Нам нужно вернуться домой. Нам просто нужно…
Сандер замолчал, и они оба оглянулись: Бо, расталкивая людей и раздвигая ограждения, прорвался сквозь оцепление. Он выкрикивал ее имя.
Рина вскочила на ноги и зашаталась. Сандер помог ей сохранить равновесие.
– Посиди здесь. Я его приведу.
– Нет. – Рина не сводила глаз с Бо. – Я просто больше не могу сидеть.
Она двинулась к нему со всей возможной скоростью, но это было все равно что плыть в сиропе. Бо между тем боролся с двумя полицейскими в форме, пытавшимися его скрутить.
– Он со мной. Все в порядке. Он со…
Бо вырвался и сгреб ее в охапку, не дав ей договорить.
– Они сказали, что ты вошла в горящий дом. – Он так крепко ее стиснул, что она задохнулась. – Они сказали, что ты вошла туда. Они сказали, что пострадал коп. Ты ранена? – Он отстранил ее от себя и принялся лихорадочно ощупывать. – Ты ранена?
– Нет. О'Доннелл. – Слезы затуманили ей глаза. – Он… он погиб. Он убит. Джоуи зарядил огнетушитель взрывчаткой, О'Доннелл взял его, и огнетушитель взорвался у него в руках. Он взорвался, и огонь… Я не смогла его спасти.
– О'Доннелл? – Рина увидела, как страх в глазах Бо сменяется болью. – О боже, боже, Рина! – Он привлек ее к себе и снова крепко обнял. – Мне так жаль… Мне очень, очень жаль. О господи, миссис Мэллори!
– Что?
– Его сестра. – Бо тихонько укачивал ее, пока они стояли на улице среди дыма и смерти. – Рина, мне очень жаль. Мне больно, и мне очень, очень жаль. – «Но я так рад, что это не ты», – чуть было не вырвалось у него. От облегчения, смешанного с горем, он еще крепче прижал ее к себе. – Что я могу сделать?
– Ничего. – Опустошенность возвращалась. Тупая, сосущая боль. – Его больше нет.
– А ты есть. – Бо отстранил ее и заглянул в лицо. – Ты жива. Ты здесь.
– Я не могу думать. Я даже не знаю, могу ли я что-то чувствовать. Я просто…
Опять он не дал ей договорить, на этот раз закрыв ей рот поцелуем.
– Все ты можешь. Ты будешь думать, и чувствовать, и делать то, что нужно делать. – Он прижался губами к ее лбу. – Ничего другого не остается.
«Мы спасаем, что можем», – вспомнила Рина. И это помогло ей обрести равновесие.
– Ты помог мне устоять, Гуднайт, – пробормотала она.
– Что?
Рина покачала головой:
– Что ты здесь делаешь? Бегаешь по улице как ненормальный. Ну почему никто меня не слушает?
Бо никак не мог оторваться от нее. Он поминутно дотрагивался до ее волос, рук, лица.
– Я моложе и проворнее твоего отца. Я прорвался через копов возле дома, а он не прорвался.
– Дьявол!
Рина повернулась к горящему дому. Огонь возьмет два верхних этажа. Он опалит соседние дома, изуродует чьи-то жизни. Но он больше не заберет ни одной жизни этой ночью. Во всяком случае, не здесь. Значит, здесь ей больше делать нечего.
«Это наша работа», – сказал О'Доннелл. Она должна заняться своей работой. Изучать, наблюдать, анализировать. Находить ответы на вопросы «кто» и «почему», а не рассиживаться на тротуаре, трясясь от шока и горя.
