– Разумеется, господин Барышев, разумеется, – воодушевленно закивал Винай, бросая взгляд на своего протеже. – Я думаю, этот вопрос в компетенции господина Тханета!
Винай что-то по-тайски спросил у чиновника, и тот утвердительно кивнул, сохраняя при этом величественный вид вершителя судеб.
– Господин Тханет готов приложить усилия! – заявил Винай. – Он уверен в успехе!
– Ну что ж, прекрасно. Давайте поступим следующим образом – отложим наш разговор на некоторое время. Мне надо подумать.
Вот так, получайте, господины Винаи-Тханеты, близнецы-братья. Мы, русские, вовсе не рубахи-парни, все, что касается бизнеса, выверяем по миллиметру, просчитываем на десять шагов вперед.
Винай спал с лица, но сумел удержать улыбку.
– Ваше право, господин Барышев, ваше право… – пробормотал он, делая равнодушно-напускной вид. – В любом случае я буду уважать ваше решение. Только советую его не слишком оттягивать. Это в наших с вами интересах.
«В твоих», – мысленно поправил его Барышев и встал, давая понять, что разговор закончен.
– Ну, не такой уж я тугодум, – сказал он. – День-два. Думаю, мне этого времени хватит.
– Ту-го-дум, – задумчиво повторил Винай, тоже вставая. – Интересное слово, что оно означает?
– Ну… как вам сказать, – Сергей улыбнулся. – Тугодум – это человек, который думает медленно.
– О, это не про вас, вы думаете быстро!
– В иных ситуациях не следует особо торопиться.
– Вы очень мудрый человек, господин Барышев, очень мудрый. Я только добавлю – главное, не перепутать ситуации.
Вот именно. Главное – понять, кто что с этого будет иметь. Жалко, Петра нет с его дотошностью. Он бы этих «господинов» как элементарный чертеж прочитал.
– Очень рад знакомству. Очень! – сказал Барышев, пристально глядя в глаза члену Кабинета министров.
Винай перевел.
– Позвольте вас проводить…
Они вместе вышли из кабинета – Сергей впереди, «близнецы-братья» чуть позади. Барышев очень надеялся, что разговор закончен, но возле лифта Тханет, глядя на него, вдруг что-то сказал.
– Господин Тханет спрашивает, как много вы уже повидали в нашей стране, – перевел Винай.
– Пока немного, к сожалению, но то, что я видел, произвело на меня неизгладимое впечатление, – любезно ответил Барышев и озабоченно посмотрел на часы, давая понять, что времени у него больше нет. Тханет намека не понял и произнес еще что-то. Винай перевел:
– Господин Тханет бывал в Москве, она ему тоже очень понравилась…
Тханет еще что-то говорил с величественным видом, Винай переводил, но Барышев перестал их слышать…
В конце коридора он увидел Оксану. Вернее, сначала заметил белоснежный шелк ее платья, мелькнувший в лестничном пролете, и нет никакой гарантии, что это Оксана – в офисе она не единственная женщина, и уж тем более не единственная, носившая белые платья…
Только почему вдруг ухнуло сердце – ринулось вниз, потом подступило к горлу, вернулось на место и изо всех сил, как молот, ударило в позвоночник…
Это оказалась действительно она. Барышев видел, как Оксана остановилась, чтобы поговорить с секретарем, который спускался вниз. У нее в руках была деловая черная папка, диссонирующая с сумасшедше-красивым, почти бальным, платьем.
Сергей почувствовал, как в висках застучало, спина заболела, а на лбу выступила испарина.
С ним творится что-то неладное. Неправильное. Возмутительно отталкивающее и отвратительное. Что-то, чему он не может дать объяснения и чему не в состоянии противостоять.
Винай тронул Сергея за руку и что-то сказал.
– Что, простите?.. – не отрывая взгляда от Оксаны, спросил Барышев.
– Господин Тханет выражает восхищение вашей родиной.
– Да, да… спасибо, спасибо.
Оксана обернулась, их взгляды пересеклись… Она ему улыбнулась.
«Я должен ее уволить, – твердо решил Сергей. – Немедленно. Не объясняя причин».
Оксана позвонила утром и назначила встречу в полдень, в кафе «Приг-тай».
Не подозревая, какому испытанию предстоит подвергнуться, Ольга надела легкомысленный сарафан на бретельках, с высоким разрезом, шпильки и без пятнадцати двенадцать уже сидела за столиком, ожидая свою новую подругу.
Через пару секунд она поняла, что совершила большую ошибку, приехав сюда без водителя и в столь провокационном наряде. Вся мужская часть посетителей, включая бармена и официантов, пожирала ее глазами.
Ольга почувствовала себя голой. И бесстыжей.
Ну почему она забыла, что это не Москва, что в глубине нетуристических кварталов одинокая женщина в столь откровенном наряде да еще европейской наружности воспринимается как…
У Ольги даже холодная испарина выступила, когда она подумала, за кого ее принимают все эти тайские мужики с сальными, прожигающими насквозь глазами… Она попыталась натянуть сарафан на обнаженную ногу, но разрез был очень высоким, и голое тело обнажалось то тут, то там.
Оксана, как назло, опаздывала. Появилось настойчивое желание удрать, но в Ольге вдруг проснулись упрямство и гордость – что, она нашкодившая девчонка какая-то? Плевать ей на этих восточных самцов, пусть думают что хотят.
Она оставила в покое подол сарафана, подозвала официанта и на плохом английском заказала зеленый чай…
Оксана сидела в машине и не без злорадства наблюдала за тем, как Ольга мается под похотливыми взглядами местных мачо. Она специально назначила встречу в этом кафе, зная здешнюю специфику – тут собирались игроки, мошенники, сутенеры, любители клубнички и откровенные извращенцы.
Наконец Ольга успокоилась, перестала дергаться и подозвала официанта.
«Концерт окончен», – с сожалением подумала Оксана, вышла из машины и направилась к Ольге, приветственно помахав Атхиту – хозяину кафе, давнему своему приятелю.
– Ради бога, извините меня. – Она подошла к Ольге и села напротив. – Задержали в офисе.
– Ничего, ничего, – Ольга улыбнулась, и Оксана с удовлетворением отметила вымученность ее улыбки. – Может быть, пойдем отсюда в другое место? – снизив голос, предложила Ольга. – Здесь я себя чувствую, как в зоопарке, причем не в качестве посетителя, а скорее – наоборот.
– Бедная… – покачала головой Оксана, изображая сочувствие. – Намучились? Это я, дура, виновата! Ну почему я по-другому не условилась. Надо было мне за вами заехать. Не волнуйтесь, это самое спокойное место в городе. Меня тут знают. Ну, посмотрите, видите – никто нас уже глазами не ест.
Барышевская жена – клуша и домохозяйка – бросила взгляд по сторонам и убедилась, что Оксанино появление избавило ее от раздевающих взглядов.
Пусть подумает – почему…
Хорошая гимнастика для ее закостенелого, подернутого сытым жирком мозга.
