— Потанцуем, коллега? — И Генриху стало вдруг страшновато: тело стало легким, а ноги — ватными. Но только в первый момент. А потом время понеслось вскачь и лидеры «наших» и «ваших», не улыбаясь, просто и серьезно посмотрели друг другу в глаза и сказали «так не бывает». Но поздно, потому что всё уже случилось. Дуду сразу всё понял, но что он мог сделать? А подопечные Генриха ничего не поняли, зато удивились и порадовались за своего лидера, которого побаивались и считали сухарем и женоненавистником.
Когда они пошли танцевать, местный молодой человек, тот самый, на плечо которому несколько дней назад легла крестьянская рука Генриха, сморщился, вспоминая свои ощущения, состроил кислую гримасу и замер в ожидании: что сейчас будет!?
Лола и Генрих танцевали неумело и недолго. Им нечего было делать на дискотеке. Они были так непохожи на искателей приключений, равно как на любителей потанцевать! Лола смотрела вниз, Генрих смотрел вверх. Они топтались на месте сначала под музыку. Потом перестали ее слышать и начали двигаться всё медленнее и медленнее, пока, наконец, не остановились и стали слушать собственную музыку. На них смотрели с удивлением, но им было всё равно, они ничего не замечали. Простояли молча целую вечность, а на самом деле пару минут, пока не окончился этот танец. Тогда она подняла глаза вверх, а он посмотрел на неё сверху вниз и сказал:
— Пойдем… — Она отрицательно покачала головой, ничего не сказала, и они пошли. Они были пара. Не мальчик и девочка, не юноша и девушка, не влюбленные мужчина и женщина. Просто два человека встретились, поняли и пошли дальше вместе. Семья, дети; молодость, старость; служба, долг, работа — это всё было, есть и будет. Только потом, после, когда они привыкнут к этому чуду: у меня есть ты, у тебя есть я.
Рони много лет работал в престижном глянцевом журнале. Его ценили, он очень хорошо зарабатывал. Больше того: он давно уже сам выбирал, кого и как снимать, сам договаривался, и очень редко работал по конкретному заданию своего журнала. Это было чрезвычайно важно для Рони — разведчика, потому что давало возможность свободно передвигаться по всему миру и встречаться с нужными людьми в назначенное время в любом городе, не вызывая ни у кого никаких подозрений. Легенда, история его жизни была очень простая и надежная, потому что в ней всё было не просто достоверно. В ней была только правда и ничего, кроме правды. Разумеется, не всей правды. Всю правду даже сам Рони не знал. Ему было 49 лет. В 22 года он женился, жена его стала довольно известным археологом и значительную часть жизни проводила в экспедициях, причем проследние 15 лет в основном в Израиле, где было предостаточно работы, и интересной работы. У них было трое взрослых детей, живущих самостоятельно. Жена конечно всё знала и частенько помогала, в том числе приглашая Рони фотографировать раскопки, что было с одной стороны интересно для журнала, а с другой стороны давало легальную возможность часто бывать в Израиле, что было необходимо Рони-шпиону и очень приятно Рони-мужу. Дети по всеобщей молчаливой договоренности «ничего не знали», но обо все догадывались. Восхищаясь отцом и матерью, они не могли понять, как могла при таком образе жизни сохраниться семья и как могли родиться и вырасти здоровыми и любимыми они сами. На их памяти Рони с Лией, так звали жену, бывали вместе 3–4 месяца в году, считая рабочие визиты в Израиль, а до того и в другие страны по всему миру. Детей помогли вырастить дедушки и бабушки, которые сначала приезжали по очереди помогать, а после рождения третьего внука стали жить одной семьей не просто рядом, а в большом собственном доме на окраине… — простите, но больше — ни слова; это не моя тайна.
Рони и Лия познакомились на каком-то университетском сборище. Оба очень скучали и не знали, чем себя занять. Посмотрели друг на друга, пожали плечами и продолжали скучать. Через несколько дней встретились в библиотеке и поздоровались. А на очередном обязательном сборище, когда терпение кончилось, Лия встала и пошла к двери. Рони сделал ей знак: «погоди!» — и вышел вслед за ней. Ровно через месяц они поженились. Мягкая, женственная умница Лия не была красива, но зато была до предела наполнена внутренним светом и радостью жизни. И жили они потом спокойно и хорошо. У каждого кроме семьи была интересная работа, а у Рони — еще и хобби. Хотя он и сам не мог бы сказать, что — работа, а что — хобби.
* * *
А как же Дани, спросите вы и будете правы. Только интересного ответа нет. Потому что с профессиональной, шпионской точки зрения ему ничего не надо делать для выполнения важного задания Руководства. Педрунчику — актеру необходимо ежедневное общение с Дани; без такого общения он не может сниматься в этом фильме. Они связаны невидимой нитью и обоих это до поры до времени устраивает. Сначала Дани очень скучал от такой работы, считая, что он даром ест хлеб. Одно дело — предварительные длительные беседы, когда надо было напрягаться, вспоминать, брать на себя смелость что-либо рекомендовать или отвергать, советовать или не советовать. И совсем другое дело — часами высиживать на съемочной площадке как живой талисман, чтобы Педрунчик все время его видел и чувствовал. Теряя контакт с Дани, актер начинал нервничать и играть по-старому, как это было принято в Голливуде. Только теперь, в России, режиссер моментально прерывал съемку и смеясь, потому что сердиться и ругаться у него уже не было сил, находил Дани и пересаживал его на «видное» место. Довольно скоро сценаристу пришла в голову свежая, неоперившаяся ещё идея: сделать несколько сцен с участием Петра Никодимыча и Дани, играющего роль случайного прохожего. Актер пришел в полный восторг от этой идеи, тем более, что английский Дани с едва заметным русским акцентом был великолепен. А Дани никак не мог представить себе реакцию Лолы, своего непосредственного начальника, и потому решительно отказался. Никто ничего не мог понять. Только дон Педро посмеялся пикантности ситуации и сказал, что в два счета уладит дело.
— Дорогой мой коллега, вдвойне коллега! Я всё понимаю, а им там — актер показал назад и вбок левой рукой, правой обнимая Дани за плечи — не обязательно знать о нас обоих больше того, что они могут увидеть и понять. Пусть думают, что вы стесняетесь, боитесь, сомневаетесь. У вас есть несколько дней, пока будет готов сценарий, напишут диалоги, подберут натуру и декорации. Решайте вопрос со своими (не мог же актер сказать: с «нашими» или «вашими»). Я уверен, они согласятся, потому что выбор невелик, и потому что при таком раскладе мы еще долго будем на виду друг у друга, а это более чем устраивает все «высокие договаривающиеся стороны».
