class="p1">Олег Павлович недовольно скривился:
– Когда кажется, крестятся…
– Да, люблю! – грубо перебил отца Дмитрий. – А кто в этом сомневается, может идти в библиотеку!.. И крестится там!.. На свои любимые книжки!..
– А чего ты такой нервный стал, Дима?.. – спокойствие отца продолжало оставаться непоколебимым.
– А чего ты меня всё время подкалываешь, папа?..
– Так я ж всего-то подумал вслух, жена у тебя любимая, или как?..
– Ну вот, опять подколол! – Дмитрий раздражённо-язвительно скопировал слова отца: «Или как?..»
Анна положила руку на плечо мужа:
– Ну ты действительно нервничаешь, Димочка, и совершенно беспричинно…
Дмитрий посмотрел на Анну с надеждой:
– Думаешь, беспричинно?..
– Абсолютно!
Дмитрий на минуту задумался, обошёл по кругу Анну, оглядел её со всех сторон, остановился перед ней, посмотрел испытующе ей в глаза, осторожно и неуверенно заговорил:
– Анечка, а скажи мне… только честно… абсолютно честно…
– А что, бывает неабсолютная честность?.. – съязвил Олег Павлович.
Дмитрий обиженно, но уже не так раздражённо попросил отца:
– Пап, ну сходи в библиотеку, а?..
Олег Павлович демонстративно уткнулся в книгу:
– Ладно, вот дочитаю, и схожу…
Дмитрий снова взглянул в глаза жене:
– Аня, скажи, а ты не думаешь, что я тебе изменяю?..
– Нет, конечно!
– Правда, не думаешь? – с сомнением переспросил он.
– Ну говорю же, не думаю!
– Ой, как интере-е-сно!.. – с ехидной растяжкой выдал очередной комментарий Олег Павлович.
Дмитрий с отчаянием выкрикнул:
– Ну ты же обещал, папа!..
– Да просто жизнь бывает интересней любого детектива… – стал оправдываться отец. – Такой сюжет закрутит иногда, ни один писатель не додумается!..
Дмитрий, поколебавшись секунду, направился к отцу, сел в соседнее кресло, внимательно посмотрел на него:
– А может, это твоих рук дело, а?..
– Ну говорю же, жизнь интересней! – улыбнулся Олег Павлович. – Вот уже сын отцу «дело» шьёт…
– А что ты занервничал, папа? Какое «дело»? На воре шапка горит, да?..
– Так на тебе-то тоже горит, сынок… – неожиданно серьёзно ответил отец. – Выходит, мы оба с тобой воры?.. И что же такое, а главное, у кого, мы с тобой украли, а? Как ты думаешь?..
Дмитрий опустил голову, немного помолчал, обречённо и вяло пробормотал:
– Так это ты, значит, выпустил дым из трубы?..
– Когда печь топится, дым должен в трубу уходить, сынок… – спокойно и с мягкой иронией ответил отец. – А если в дом – все угорят ведь… Так что, не растапливай печь, если не уверен, что это тебе нужно… – Олег Павлович встал, подошёл к Анне. – Ладно, Анечка, иди спать. Пусть этот пень посидит тут, подумает, куда дым-то идёт… И я тоже пойду. Поздно уже…
Олег Павлович и Анна ушли каждый в свою комнату.
Дмитрий остался один. Немного посидев ещё в задумчивости в кресле, он встал и подошёл к стоявшему в центре холла большому столу, на котором не было ничего, кроме одиноко маячившей на виду коробки с тортом, минуту постоял и сел на стул, положив локти на стол, охватил ладонями голову, задумчиво, останавливаясь на короткие размышления и с горечью в голосе, стал думать вслух:
– Ох, что же я натворил… что же натворил… Ну конечно, она обо всём давно догадывается… И молчит… Терпит… Мудрая женщина… А я дурак… Конечно, с молодой приятно, чего там говорить… Но надо же и меру знать… Вон отец, гульнул чуток – и опять с мамой… Чуть погодя, ещё разок проветрил чресла, и снова – к маме… Тоже мудрый… Меру знал… А я дурак… Меры не знаю… – огляделся вокруг, посмотрел на торт. – Сегодня ж восьмое марта… Надо бы как-то отметить… Вот плохо, я непьющий: напился бы сейчас с горя! До белых чёртиков… Да и в одиночку кто ж пьёт… алкаши только… Торт, что ли, сожрать?.. Аня не стала… А я наемся… назло всем… – пошёл на кухню, через минуту вернулся с ножом и ложкой, поднял крышку коробки и разрезал торт, начал есть, тут же поморщился. – Фу, какая гадость! А детям нравится… сладкое… И чего в этой сладости хорошего?.. А жизнь вот горькая… Ой какая горькая!.. – ещё положил кусочек торта в рот, опять поморщился. – Нет, определённо, дрянь какая-то… ну разве можно столько сладости?.. бедные дети… но с другой стороны, отвлекает от мыслей тяжких… может, поэтому люди на праздники торты покупают?.. – зачерпнул ложкой ещё немного. – Ну ладно, ещё ложечку, и всё… сладким отвлекусь от горького… Хотя, какая разница? Говорят же: сладким будешь – расклюют, горьким будешь – расплюют… Один конец… – дожевав последний кусочек, посидел минуту молча и неподвижно и вдруг выпрямился, с тревогой приложил ладонь ко лбу. – Ой, что-то мне нехорошо… лоб холодный… и пот холодный выступил… ой как плохо… – встал, с трудом двинулся к комнате, в которую только что ушла Анна. – Надо Ане сказать…
Дмитрий с большим усилием, качаясь, добрался до спальни и, уже открывая дверь, с грохотом упал в комнату, так что из двери остались торчать наружу только его ноги. Через мгновение закричала Анна: «Что случилось? Что с тобой, Димочка?» Ещё секунда, и она выскочила в холл и, как была в пижаме, добежав до спальни Олега Павловича, стала громко стучать в его дверь…
Когда Олег Павлович распрямился над неподвижно лежащим телом сына, он тоже, как минуту назад Дмитрий, качался.
– Что с ним, Олег Павлович?!.. – отчаянный крик Анны, видимо, был слышен даже на улице. – Скорую надо срочно!..
– Не надо скорую, Анечка… Моего сына и твоего мужа больше нет… Он умер…
Часть 3
В одном из помещений городского морга было всего лишь три стола для покойников, видимо, когда-то не хватило именно трёх мест для размещения ушедших в мир иной горожан, поэтому срочно подыскали небольшую свободную комнату, а потом решили всё так и оставить, пусть будут ещё три места.
В последнем приюте для тех, чей путь на этой земле совсем скоро закончится погостом, у боковых стен также стояли простые деревянные лавочки, на которых могут уместиться по два-три человека. Наверное, это лавочки, на которые присаживаются в случае ухудшения самочувствия родственники умерших, пришедшие сюда для их опознания, что иногда в моргах происходит.
Столы для покойников здесь изначально были установлены гуськом, с интервалом друг от друга примерно в метр. А освещение в помещении было столь неважным, что между этими столами и тыльной стеной, вдоль которой они стояли, от этого образовалась небольшая зона затемнения, куда свет от слабых электрических лампочек просто не доходил.
Дверь морга с шумом открылась, и в помещение ворвалась разъярённая Любаша, за которой