Знают ли эти двое, как волнующе звучит ее голос после ночи любви! И как нежно говорит она, становясь вдруг застенчивой и нерешительной…
– Хорошо, мистер Баррингтон, благодарю вас, – услышал Рэнсом голос спутника Мадлен. – Боюсь только, что Мадлен чувствует себя неважно…
– Что такое? Ты больна, дорогая? – забеспокоился Баррингтон.
Рэнсом заволновался: как больна, почему?
– Нет, все в порядке, – слабо возразила Мадлен.
– У нее вдруг сильно закружилась голова, – пояснил Престон.
Закружилась голова? Но она ведь не беременна… Конечно, нет! Он был очень осторожен…
– Тебя немного тошнило, правда, Мадлен? – продолжал Престон. – Думаю, обед был слишком тяжелым, сэр…
Головокружение, тошнота… Прошло уже шесть месяцев. Если она беременна, это будет заметно. И сейчас, когда он на нее посмотрит, он уже будет знать…
– Все нормально, – снова услышал он ее толос. – Я пришла познакомиться с мистером Рэнсомом.
– Да-да, конечно, – откликнулся Теккери Баррингтон и внимательно посмотрел на Рэнсома.
Тот, поняв, что дольше тянуть нельзя, поднялся и повернулся к Мадлен Баррингтон.
– Рэнсом – это я, – сказал он, пристально глядя на нее.
Она застыла в немом изумлении. Оказывается, она даже красивее, чем он помнил. Как же он забыл, что уголки ее губ чуть загибаются кверху, даже когда она не улыбается? Забыл, какая она женственная, утонченная.
Разумеется, ни о какой беременности и речи не было. У Рэнсома отлегло от сердца.
Глаза ее широко раскрылись от удивления, и на лице возникло выражение ужаса, словно под ней закачался пол. Она побелела как полотно и пошатнулась.
– Дорогая. – Человек, с которым она пришла, Престон, обнял ее за плечи и повел к креслу.
Она шла спотыкаясь – от былой грации, казалось, не осталось и следа.
Усадив ее в кресло, Престон опустился перед ней на колени:
– Ты чуть не упала в обморок. Ты больна, дорогая? Что с тобой?
– Я… просто… – И она закрыла глаза, будучи не в силах произнести ни единого слова.
Престон без конца теребил ее руку. Рэнсом, ухмыльнувшись при виде такой заботы и нежности, повернулся к Теккери Баррингтону:
– Дайте ей стакан воды!
– Хорошо.
Рэнсом склонился над сидящей в кресле Мадлен и начал расстегивать высокий жесткий воротник ее костюма из бледного шелка.
– Что вы делаете? – Она тотчас пришла в себя, отводя прочь его руки.
– Ты в этом костюме как какая-нибудь викторианская девственница, – проворчал Рэнсом. – Выбирай: либо мы втроем будем стоять в стороне и спокойно наблюдать, как ты теряешь сознание, – или постараемся тебе помочь. Выбор за вами, мисс Баррингтон.
Мадлен открыла рот от изумления: подумать только, он посмел обратиться к ней на «ты»!
– Послушайте, мне кажется, ваш тон… – не выдержал Престон, но Мадлен оборвала его:
– Нет-нет, Престон, пожалуйста, прошу тебя, не надо его провоцировать…
– О да, это сущая правда – меня провоцировать не надо, иначе никто не знает, что я выкину в следующий момент, – усмехнулся Рэнсом, отводя руки Престона от Мадлен. – Я становлюсь просто сволочью: насилие, непристойный язык, вандализм и все такое… – Он помолчал и выразительно добавил: – Шантаж, наконец…
– Пожалуйста… – почти простонала Мадлен.
– Вот вода, Мадлен. – Теккери Баррингтон протянул ей стакан.
– Спасибо, папа, – в бессилии прошептала Мадлен. Она сделала несколько глотков и протянула руку, чтобы поставить стакан на стол.
Однако Рэнсом не дал ей этого сделать – выхватив нее воду, он смочил пальцы и щедро обрызгал лицо Мадлен.
– Что вы делаете? – возмутился Престон.
– Небольшой холодный душ ей явно не повредит.
– Не думаю, чтобы… – снова заговорил Престон, но Рэнсом не дал ему закончить фразу:
– Не думаете? Это уж точно. Кстати, кто вы такой, чтобы встревать в беседу? – Только тут Рэнсом вспомнил, что этот Престон назвал Мадлен «дорогая».
– Я – жених мисс Мадлен Баррингтон, и я должен сказать…
– Да ну? – изумился Рэнсом, снова не дослушав несчастного Престона. Он пожал плечами, чтобы скрыть боль, которую причинило ему это заявление. В довершение всего она еще и помолвлена?
– Престон… – слабо запротестовала Мадлен.
– Ну, точнее говоря, почти жених, – поправился Престон.
– Вижу, вижу. И что, она может быть беременной от вас?
Мадлен задохнулась от ярости. Теккери Баррингтон деликатно кашлянул.
Престон покраснел и ответил:
– Конечно, нет! Что за вопросы?
– Вопрос вполне разумный, – спокойно объяснил Рэнсом. – Головокружение, тошнота… – Он снова пожал плечами. – Хотя, может быть, это обыкновенная простуда. Или она вообще не слишком крепкого здоровья? А с нервами у нее все в порядке?
– Довольно! – на этот раз Рэнсому ответила Мадлен, причем довольно громко: она начинала понемногу приходить в себя.
Разумеется, этот человек мог довести ее до обморока, мог обращаться с ней грубо, воспользовавшись ее растерянностью, мог облить холодной водой, рискуя испортить дорогой костюм, – но оскорблять себя она ему никогда не позволит. Мадлен отстранила Престона и поднялась на ноги. Пристально посмотрев на Рэнсома, она заявила:
– Послушайте, вы не доктор и не психолог, поэтому лучше держите свои вопросы и замечания при себе.
– Мадлен, – мягко вмешался Престон, – честно говоря, сходить к врачу тебе не повредит.
– Со мной все в порядке! – Она гордо вскинула голову.
– Но ты ведь едва не потеряла сознание!
– Вовсе нет!
– Однако, – не сдавался Престон, – слабость, головокружение, внезапная бледность… И, дорогая, согласись, ты ведешь себя… несколько странно…
Мадлен внимательно посмотрела на Престона и не сразу нашлась что ответить. Престон и отец смотрели на нее так, как будто у нее вдруг выросла вторая голова. Она ведь никогда не падала в обморок на деловых встречах и уж тем более не выходила из себя подобным образом. Да, надо следить за своим поведением. Иначе отец и Престон, чего доброго, еще догадаются, что они с Рэнсомом уже где-то встречались. Она глубоко вздохнула и прокашлялась.
– Да, вы правы, я веду себя странно. Мое поведение достойно всяческого порицания. Приношу свои извинения. Я просто… слишком волнуюсь из-за предстоящей поездки в Монтедору. – Она посмотрела прямо на Рэнсома и продолжила: – По-моему, это ужасное место, где ничего хорошего с нормальным человеком произойти не может. У меня остались жуткие воспоминания от моей последней поездки туда полгода назад…
Зеленые глаза Рэнсома, которые, как она хорошо знала, могут излучать такое тепло и нежность, на сей раз были холодны как лед.
– Неужели? – поинтересовался он, с трудом сдерживая ярость.
