Форт Бриджер, названный так в честь своего основателя Джима Бриджера, последние пять лет выполнял функцию фактории — это было поселение, состоявшее из грубо сколоченных бревенчатых зданий, в которых жили индейцы в кожаных штанах, трапперы, дровосеки и переселенцы, направлявшиеся на запад. Подойдя к форту, группа Тайса встретила обоз, движущийся на восток; с ним шли отчаявшиеся переселенцы, которые решили вернуться домой. Они отказались от своей мечты, увидев, каких людских потерь она стоила: в этих двадцати повозках были в основном женщины, дети и старики. Обоз Тайса тоже уменьшился на двенадцать повозок и тридцать два человека, к тому же после почти трех месяцев пути внешней вид людей оставлял желать лучшего, несмотря на все их усилия оставаться цивилизованными людьми. Стайки одичавших босоногих детей носились по лагерю, мужчины ходили с длинными нечесаными бородами, в грязной и рваной одежде. Даже щегольской клетчатый жилет Силаса Уинслоу, фотографа и денди, покрылся пятнами, а некогда дорогая одежда была непоправимо испачкана смазкой для колес. Да и та атмосфера веселья, которая некогда царила среди них, сменилась завистью, ссорами, междоусобицами и ненавистью, так что многие бывшие друзья теперь стали врагами. Но сейчас, добравшись до форта, они были счастливы, потому что отсюда им предстояло повернуть на север, к Орегону.
По форту ходил один горец, который дошел до запада и теперь возвращался обратно на восток, — этот человек предупреждал всех, имеющих уши, о том, чтобы они ни в коем случае не шли коротким путем, о котором все уже были наслышаны.
— Идите по знакомой дороге и никуда не сворачивайте, — советовал он Амосу Тайсу и другим проводникам. — Пойдете по этой короткой дороге — бед не оберетесь.
Но Тайс возразил:
— Если есть более короткий маршрут, то ехать в объезд глупо. — За несколько миль до Форта Бриджера с Амосом что-то произошло — это был уже другой человек, хотя никто из спутников этого не заметил. Дело в том, что Жан Баптист, французский траппер, который на один день присоединился к их обозу, вез с собой не только меха из сьерры — у него был с собой плакат, который он вез из одного местечка в Калифорнии под названием Лесопилка Саттера. Амос Тайс заплатил французу изрядную сумму денег, чтобы тот не показывал плакат его переселенцам, а также тем, кто плелся в следующих обозах. Потому что в душе Амос Тайс был необычайно алчен. Он водил людей в Орегон для того, чтобы прибрать к рукам как можно больше земель, обходя неопытных переселенцев. Но как только он увидел плакат французского траппера, все изменилось, — он сообщал, что в Калифорнии обнаружены месторождения золота.
Тайс купил у француза плакат, тот поскакал дальше, а Амос никому ничего не сказал. Все оставшиеся до Форта Бриджера мили он ломал голову, просчитывая, как ему попасть в Калифорнию. Если он бросит обоз, ему придется идти в одиночку, подвергая себя опасности. Поэтому тайной целью Тайса было как-то добраться с переселенцами до Калифорнии. А там уже можно их бросить и, не теряя времени, заняться обогащением. Но как убедить их сменить маршрут? Догадка осенила его именно в тот момент, когда горец предупреждал не ехать до Орегона по короткому пути.
Тайс распустил слухи, будто он слышал, что этот другой путь не только короче, но и намного легче и что переселенцы, идущие в Орегон, не столкнутся с опасностями и трудностями, выпавшими на долю их предшественников. Потому Тайс подделал карту маршрута. Она выглядела довольно натурально: он целый день и всю ночь тайком трудился над ней, — чтобы она смотрелась довольно потрепанной и не вызывала подозрений, чтобы по ней было видно, что ею неоднократно пользовались. Он также постарался, чтобы их путь пролегал как можно дальше от мормонов, которые всего год назад обосновались неподалеку от той местности, которую им предстоит пересечь. Всего за три года до этого Амос Тайс состоял в отряде милиции, который арестовал и посадил в тюрьму (где его и убили, — хотя Тайс лично не принимал в этом участия) Джозефа Смита[3], так что между Тайсом и «святыми последнего дня»[4] особой любви быть не могло. Потом он устроил собрание в их лагере за Фортом Бриджера и сообщил людям о своем новом плане, показав «подлинную» карту. Ему не пришлось изображать энтузиазм и восторг в голосе, ибо перед глазами у него стояли ручьи, сплошь заваленные золотыми самородками.
— Это же ясно как Божий день, — говорил он, разворачивая карту так, чтобы все могли видеть, — Орегонский Путь пролегает через эти опасные горы, после чего нам предстоит длительная и рискованная переправа по реке на плотах, во время которой погиб уже не один человек. Поэтому я предлагаю ехать другим маршрутом. Смотрите, он проходит по чудесной равнине, затем нам нужно будет дойти до горного перевала. В Калифорнии мы повернем на север и пойдем по прекрасной дороге, овеваемой океанскими бризом и утопающей во фруктовых деревьях.
— Но ведь она длиннее, — сказал Чарли Бенбоу.
— В милях — да, но другой маршрут получится длиннее по времени, к тому же на нем нас поджидают препятствия и опасности. Помните Южный перевал через Скалистые Горы? Каким он был легким и приятным? А сьерра — это не то, что Скалистые Горы. Через нее перебраться — как по парку пройтись!
И ему поверили.
Но все же они решили подумать. Это был последний переход, там, за конечной точкой их маршрута, простирались неосвоенные дикие земли. Обдумывая предложение Тайса, люди чинили повозки и хомуты и запасались провизией. Они были настроены оптимистично. Уже за следующим горным хребтом, за калифорнийскими сьеррами, их ждет рай. Они уже ощущали на своих лицах дуновение тихоокеанского бриза.
Но некоторые все же сомневались. Мэтью Лайвли не сразу согласился на новый план Тайса, решив прежде посоветоваться с Благословенным Камнем (хотя в глубине души он подозревал, что этот путь не принесет им ничего хорошего). Он позволил Эммелин присутствовать. Они сидели на откинутой задней дверце повозки при теплом свете фонаря, пока все остальные в лагере занимались своими делами под звездами. Мэтью снова достал грифельную доску со словами «да» и «нет». Он просил вполголоса: «Идти ли нам коротким маршрутом?» — и раскрутил камень, а Эммелин сидела и с серьезным лицом следила за тем, как вращается кристалл, пока он не остановился, указав на слово «да».
Мэтью нахмурился. Он терпеть не мог сомневаться в мудрости кристалла, но что-то внутри него упорно твердило, что нужно идти старой северной дорогой. Эммелин согласилась с ним. Ей, считавшей себя авантюристкой, вечно жаждущей новизны, все же казалось глупым отказываться от старого проверенного маршрута ради сомнительных преимуществ новой дороги, как бы заманчиво это ни звучало.
