Мона опять отключилась от монотонного голоса Джеффри, который, как ей казалось, с каждый годом приобретал все более гнусавые и манерные интонации, и снова стала думать о Дэвиде.
Утром он приехал в Найроби вместе с ней. Теперь благодаря новой дороге путь из Найэри занимал всего около трех часов. Им пришлось остановиться всего два раза: один раз из-за проколовшегося колеса, второй — когда перегрелся радиатор. Сама она отправилась на церемонию открытия вместе с Джеффри и Ильзой, а Дэвиду разрешила взять «мерседес».
Машина нужна была Дэвиду, чтобы искать жену. На всякий случай Мона дала ему с собой доверенность: африканец за рулем такого дорогого автомобиля наверняка вызовет подозрения, его будут останавливать и допрашивать. Пора бы ему уже и вернуться; Мона надеялась, что с Дэвидом не случилось никакой неприятности. Об ополченцах — бывших солдатах-африканцах, добровольно вызвавшихся бороться с May May, ходила дурная слава. Некоторые из них явно упивались временно свалившейся на них властью, вели себя весьма заносчиво и не гнушались гестаповскими методами. Говорили, что они сначала бьют и только потом начинают спрашивать. Уж кто-кто, а Дэвид сможет за себя постоять, пыталась успокоить себя Мона.
Но ее волнение только усиливалось. Мона вообще все больше тревожилась за Дэвида. Нападения May May учащались, террор не только не прекратился, как предсказывал Джеффри еще тогда, в октябре, но, наоборот, усилился, и основными жертвами теперь были лоялисты — африканцы, которые работали на белых или дружили с ними.
Дэвид приехал в Найроби искать Ваньиру, которая несколько дней назад исчезла в неизвестном направлении, прихватив с собой детей.
Со времени объявления чрезвычайного положения на дорогах Кении можно было наблюдать необычное и необъяснимое массовое движение женщин и детей. Мона видела, как они молча брели по пыльным тропам, окаймлявшим ее поместье, с поклажей за спиной и с детьми, цепляющимися за их юбки. Куда они идут? Чем вызван этот странный исход? Поползли тревожные слухи о том, что назревает что-то нехорошее. Что бы это ни было, тысячи женщин нескончаемыми потоками вливались в Найроби, большинство из них были напуганы May May и надеялись воссоединиться со своими мужьями, работающими в городе. Дэвида привела в Найроби слабая надежда, что и Ваньиру присоединилась к этому потоку и что он найдет ее там.
Мона очнулась от своих мыслей, будто разбуженная смехом толпы, вызванным одной из шуток Джеффри. Она поняла, что в течение всего утра думала только о Дэвиде. Опять о нем!
Она уже и не могла точно вспомнить, когда Дэвид Матенге начал проникать в ее мысли, появляясь там непрошеным гостем. Читая книгу или расставляя цветы в доме, Мона вдруг ловила себя на том, что думает о Дэвиде. Когда она впервые это осознала, ей показалось, что на самом деле это началось очень давно.
Покопавшись в своей памяти, она обнаружила, что Дэвид был там с самого детства. Будучи ребенком, она ненавидела его из-за того, что ее мать была так внимательна к его сестре; подростком Мона наблюдала его превращение в активного политического агитатора; потом винила его в смерти своего брата; наконец, до нее доходили слухи о подвигах Дэвида в Палестине и о том, что он получил там медаль. Он каждый день приходил на судебные слушания по делу ее матери, а потом начал работать управляющим на ее плантации и проработал с ней все эти семь лет. Однажды Мона вдруг осознала, насколько большое место занимал в ее жизни сын Вачеры, и это открытие ее потрясло; она с удивлением обнаружила, что не было в ее жизни такого периода, когда бы она совсем не думала о Дэвиде Матенге.
А теперь она, к своему ужасу, начала осознавать, что мысли эти превратились в чувства, и случилось это уже достаточно давно.
Мона задумчиво наблюдала за парой жирафов, которые ощипывали неподалеку куст боярышника с плоской верхушкой. Жирафы прервали свою трапезу, замерли на месте, уставившись на толпу людей, их длинношеие, неуклюжие тела почти слились с желтой, выжженной на солнце равниной, которая тянулась вдаль и плавно переходила в лиловатые холмы. Удовлетворив свое любопытство, животные повернулись и пошли прочь. Казалось, присутствие людей нисколько их не тревожит. Наверное, эти двое просто не научились бояться людей, решила Мона, потому что живут в охраняемом заповеднике. Благодаря Грейс Тривертон и ее неустанной борьбе за сохранение кенийской природы охота и браконьерство были объявлены вне закона на этой территории. Именно по этим землям Джеффри Дональд и возил своих немногочисленных туристов, заманивая их великолепными возможностями для съемки львов, жирафов, слонов и зебр.
Мона снова посмотрела на дорогу и почувствовала, как ее тревога усиливается: Дэвид опаздывал.
Он ехал медленно, зная, что за поворотом увидит очередной блокпост и будет еще один допрос, учиненный полуграмотными, зазнавшимися ополченцами, которым очень нравилось унижать таких, как он.
Дэвид с силой сжал руль, так что ногти впились в ладони. Он столько часов искал Ваньиру — и не нашел ее.
То, что он увидел, привело его в ужас.
Тысячи бездомных, безмужних женщин жили в черных районах Кариоркор, Бахати и Шаури Мойо. Они теснились в мрачных однокомнатных клетушках без каких-либо удобств, в ужасных антисанитарных условиях, воду им приходилось набирать из уличных колодцев. Все они покинули свои фермы, где были беззащитны перед налетами May May. Дэвиду пришлось узнать, что, для того чтобы выжить, большинство женщин прибивались к случайным мужчинам в обмен на сексуальные услуги. После объявления чрезвычайного положения была введена пропускная система, которая, как надеялись власти, поможет им контролировать передвижение людей, устанавливать личности бунтовщиков и бросать их за решетку. Каждый житель Найроби обязан был получить пропуск, для чего мужчине требовалось предъявить справку о том, что он работает, а женщине — доказать, что есть мужчина, который ее содержит. Если женщина не могла подтвердить, что у нее есть муж либо любой другой мужчина, который несет за нее ответственность, будь то брат или отец, на нее тут же приклеивали ярлык проститутки, арестовывали и депортировали обратно в деревню, где у нее не было больше дома. Поскольку никто не хотел возвращаться обратно на шамбу, женщины либо прятались, живя в постоянном страхе быть обнаруженными, либо исхитрялись тем или иным образом добыть себе «мужа».
Грязь, вонь, нищета, в которой жили эти беззащитные, всеми брошенные женщины, приводили Дэвида в ужас. Но он продолжал методично обходить трущобы и каждый раз, натыкаясь на очередное испуганное или угрюмое лицо, молился, чтобы ему не пришлось узнать среди этих несчастных свою жену и детей.
