Конечно, со временем у него будет и просторный дом, и двор, и время, чтобы снова завести себе питомцев, но пока он не имеет средств увеличить штат и сам работает по десять часов в день, не считая экстренных вызовов. А люди, у которых нет времени для любимых животных, не должны их заводить. То же самое он думал и в отношении семьи.
Уэйд прошел на кухню и взял яблоко. Обед или то, что его заменит, подождет, пока он не смоет с себя собачью шерсть.
Жуя яблоко, он направился в спальню, на ходу бегло просматривая почту.
Уэйд почувствовал ее запах, прежде чем ее увидел. Горячий женский запах ударил в ноздри и взорвал спокойное течение мыслей. Она пошевелилась в постели, потянулась гибким стройным телом. На ней ничего не было, и она завлекающе улыбалась.
– Привет, любовничек. Ты работаешь допоздна.
– Но ты же сказала, что сегодня будешь занята. Фэйф поманила его к себе:
– Сейчас я и вправду буду занята. Почему бы тебе не задать мне работу?
Уэйд отшвырнул почту и недоеденное яблоко.
– А почему бы и нет?
«Прискорбно это, – подумал Уэйд, – когда мужчина волочится всю жизнь за одной-единственной женщиной. И еще прискорбнее, когда эта женщина то порывает с тобой, то снова возвращается. И мужчина ей это позволяет». Каждый раз, когда Фэйф снова появлялась, он говорил себе, что с него хватит, он больше в такие игры не играет. И каждый раз он опять слишком глубоко увязал, чтобы покончить с ней раз и навсегда. Он был у нее первым. Он не надеялся, что будет последним. Сейчас он так же не мог ей противостоять, как десять лет назад. В ту прекрасную ночь она влезла к нему в окно, влезла и в его постель, когда он спал. Он все еще помнил ощущение, когда проснулся от прикосновения юного горячего тела, которое скользнуло на него, и этот ненасытный рот, осыпающий его поцелуями. «Ей было пятнадцать лет, – вспоминал он, – и она взяла его быстро и безлюбовно, как пятидесятидолларовая шлюха. И при этом Фэйф была девственницей».
Но в том-то и дело, заявила ему тогда Фэйф, что она не хочет быть девственницей и желает отделаться от этого бремени поскорее и как можно проще, с тем, кого она знает, кто ей нравится и кому она доверяет.
Так все просто. Но для Фэйф это всегда было просто, а для него, Уэйда, эта летняя ночь за несколько недель до его отъезда в колледж была началом сложных отношений с Фэйф Лэвелл. Они занимались сексом когда и где только могли. На заднем сиденье его автомобиля. Поздней ночью, когда его родители уже спали, днем, пока мать болтала на веранде со своими приятельницами. Фэйф всегда хотела, всегда была готова и ненасытна. Все, о чем юноша мечтает ночами, все вдруг стало реальностью. И для Уэйда эта любовь превратилась в наваждение. Он был уверен, что она подождет, когда он окончит колледж, но не прошло и двух лет, в течение которых он лихорадочно учился и строил планы на будущее, их общее будущее, как она сбежала из дому с Бобби Ли. Уэйд тогда напился вдрызг и не просыхал неделю.
Ну а она вскоре вернулась. В Прогресс, а потом и к нему. И не просила прощения, не лила покаянных слез. Таков был рисунок их отношений, и он презирал ее за это почти так же глубоко, как самого себя.
– Итак, – Фэйф перегнулась и вытащила сигарету из пачки, лежавшей на ночном столике. Сев на него верхом, она зажгла сигарету. – Расскажи мне о Тори.
– А когда ты снова начала курить?
– Сегодня. – Она улыбнулась и клюнула его в подбородок. – Не ругай меня, Уэйд, у каждого должен быть какой-нибудь порок.
– А какой тебе больше нравится? Она рассмеялась, но в смехе прозвучала горечь, и глаза тоже стали сердитыми.
– Если не попробуешь все, то как же тогда узнать, что лучше. Ладно, беби, рассказывай про Тори. Я просто умираю от желания узнать про нее все.
– А что я могу сказать? Вернулась, и все. Фэйф тяжело вздохнула:
– Ну до чего же вы, мужчины, противный народ. Расскажи, как она выглядит, как держится? И что собирается делать?
– Выглядит она взрослой и держится соответственно. И собирается открыть магазин на Маркет-стрит.
Встретив ожидающий взгляд Фэйф, он пожал плечами и продолжал:
– Усталая. У нее усталый вид. Может быть, немного худее, чем следовало бы, словно недавно болела. Но в ней есть лоск, который дается жизнью в большом городе. А что она еще задумала, мне неизвестно. Почему бы тебе самой у нее не спросить?
Фэйф медленно провела рукой по его плечу. Замечательные у него плечи.
– Да вряд ли она мне скажет. Я ей никогда не нравилась.
– Но это не правда, Фэйф.
– Я знаю лучше тебя. – И она раздраженно скатилась с него, соскочила, грациозная и капризная, словно кошка, с постели и зашагала по комнате, время от времени глубоко затягиваясь. Лунный свет бросал на ее белую кожу призрачный голубой отблеск. Он видел на этой белой коже синяки и ссадины. Фэйф предпочитала грубый секс.
– Вечно пялила на меня свои потусторонние глаза, и словечка из нее не вытянешь, разговаривала только с Хоуп. Им всегда было о чем поговорить. Они все время перешептывались. Зачем ей понадобилось снова поселиться в Доме на болоте? Что она задумала?
– Наверное, она решила, что хорошо будет поселиться под родным кровом.
Уэйд встал и задернул шторы, чтобы кто-нибудь из соседей не увидел ее.
– Ну, тебе-то известно, что происходило под этой крышей, и мне тоже.
Фэйф обернулась. Глаза у нее сверкали. Уэйд умерил свет ночника.
– Кем нужно быть, чтобы вернуться в тюрьму? В ловушку? Может быть, она действительно сумасшедшая, как о ней говорили?
– Нет, она не сумасшедшая. – Уэйд натянул джинсы. – Тори одинока. Иногда одинокие люди возвращаются домой, потому что им больше некуда податься.
Его слова задели Фэйф за живое. Она отвела взгляд и постучала сигаретой о пепельницу.
– Иногда самое сильное одиночество испытываешь как раз в родном доме.
Он легко коснулся ее волос. Это заставило ее уйти в себя и лучезарно улыбнуться.
– А почему это мы столько говорим о Тори Боден? Давай приготовим себе что-нибудь на ужин и поедим в постели.
Медленно, глядя прямо ему в глаза, она расстегнула «молнию» на его джинсах.
– У меня всегда, когда я с тобой, такой аппетит… Когда позднее он проснулся в темноте, Фэйф уже исчезла. Она никогда не оставалась на ночь, никогда не спала вместе с ним в прямом смысле слова. Иногда Уэйд недоумевал, а может, она вообще никогда не спит и ее внутренний мотор никогда не сбавляет обороты, питаясь энергией желаний, которые никогда до конца не удовлетворяются? Это проклятие, думал он, любить женщину, неспособную ответить так же искренно и честно. Надо бы вырвать ее с корнем из своей жизни. Это было бы самым разумным поступком, он бы тогда исцелился от наваждения. Она каждый раз режет его по живому, и с каждым разом рана затягивается все медленнее.
