– Я вижу… нежность!
Это было самое пристойное слово из тех, что пришли ему в голову.
– Что ж, неплохо, учитывая твои юные года. Но я полагаю, что это нечто еще более тонкое. Ты как будто бы видишь то, что видел мастер, создавая свое произведение, было ли это в мечтах или же перед ним находилась живая женщина, которую он любил и хотел увековечить.
Изабель дрожала. До этой минуты она не ощущала холода, кусавшего ее обнаженное тело, так у нее внутри все пылало.
– Посмотри на меня! – приказал он негромко. – Посмотри, что ты со мной делаешь, Изабель! Понимаешь ли ты, какую власть имеешь надо мной и над всеми мужчинами?
Веки девушки приоткрылись.
– Ты можешь получить все, что захочешь, от любого мужчины, если пожелаешь. Это ты понимаешь? Взмах ресниц, улыбка – и он падет перед тобой ниц. Какое всепобеждающее оружие дано вам, женщинам, чтобы завоевывать мужские сердца и властвовать над ними!
Он говорил медленно, но твердо и… с некоторой долей гнева. Изабель растерялась. Холод понемногу брал над ней верх. Ей хотелось прижаться к Александеру, спрятаться в тепле, которое исходило от его тела. Но лицо молодого человека вдруг помрачнело, и она не понимала почему. Может, он в душе осуждает ее за дерзость и распущенность?
– Из-за женщин начинались войны, целые народы уничтожали друг друга! Сколько греков и троянцев полегло из-за прекрасной Елены!
– Алекс!
– Tuch! Listen tae me[169]. Дай мне договорить. Я хочу, чтобы ты знала, Изабель…
Пламенный взгляд скользнул по ее телу, которым ему так не терпелось овладеть.
– На этой войне я буду сражаться ради тебя. Ты – моя Елена, понимаешь?
Изабель кивнула, будучи не в силах сдержать слезы. Больше он не сказал ничего. Просто поцеловал в щеку, попробовав на вкус хрустальную жемчужину-слезинку. Потом настал черед разговаривать телам. Александер погладил изгибы этот прекрасного тела, подавшегося ему навстречу. Задыхаясь от удовольствия, Изабель запрокинула голову, подставила ему шею, и он жадно прильнул к ней губами. Запустив пальцы в золотую реку, струящуюся по плечам девушки, он бережно уложил ее на спину и лег сверху.
– Александер, люби меня! Люби так сильно, чтобы я забыла обо всем на свете!
Подталкиваемый острейшим желанием, Александер подчинился с пылкостью, которую трудно было сдерживать, но и со всей любовью, которую чувствовал к Изабель. Она прижалась к нему, обхватила его бедра ногами. Пальцы ощутили какие-то странные бороздки у него на коже, но сладострастное напряжение близилось к разрядке, и она тут же о них забыла. И вот настал миг, когда она полностью отдалась во власть запретному и крик, так долго теснившийся в груди, наконец вырвался наружу, словно предвестник возрождения.
В помещение мельницы вернулась тишина, и нарушал ее только звук дыхания влюбленных. Ночь обещала быть тихой, до странности тихой. Обнявшись на одеяле, думая каждый о своем, Изабель и Александер размышляли о завтрашнем дне, не осмеливаясь при этом даже представить, что их может ожидать. Они в полную силу проживали каждую минуту, которая была им отпущена. Что бы ни случилось, отныне они принадлежали друг другу, и ни война, ни люди, ни даже Господь не могли изменить этого.
Мокрые тела дрожали от холода. Александер привстал и потянулся за пледом. Когда он повернулся к ней спиной, Изабель вскрикнула от удивления и поспешно закрыла рот ладонью. Стиснув в кулаке жесткую шерсть пледа, Александер невольно сгорбился. Не то чтобы он стыдился этих отметин… Наказание он вытерпел мужественно, с честью, потому что понимал, ради чего это нужно. Но он не нуждался в ее жалости, а еще страшнее для него было отвращение. Закрыв глаза, он прикусил губу и вдруг почувствовал скользящее прикосновение теплой ладони.
Девичьи пальчики дрожали на истерзанной коже. В свете свечи длинные поперечные отметины выглядели особенно страшно. Изабель сдерживала слезы, чтобы не обидеть его. Что мог он сотворить, чтобы заслужить такое? Судя по тому, что шрамы были еще розовыми, а в некоторых местах – багрово-красными, Александера подвергли наказанию сравнительно недавно. Может, он пытался дезертировать? Нет, иначе бы его повесили…
Страдания этого человека были запечатлены на его спине, как на пергаменте. Но чтобы узнать всю историю от начала до конца, ей предстояло читать между строк. Александер ведь такой скрытный, с такой неохотой рассказывает о прошлом… И вдруг Изабель вспомнила про медальон, который он носил при себе в спорране. Вспомнилось и лицо изображенной на нем женщины, правда, чуть расплывчато. Странно, как она могла такое забыть? Кто эта женщина? Супруга, сестра, мать? Осталась ли она в Шотландии, жива ли, ждет ли его по-прежнему? У нее сжалось сердце. Был ли Александер до конца честен с ней? «Мужчина может сказать что угодно, чтобы завоевать сперва сердце женщины, а потом и ее тело»…
Она ощутила приятное тепло и прикосновение колючей ткани: Александер укрыл их пледом и теперь смотрел на нее с непроницаемым выражением лица.
– Я совершил кражу, – наконец произнес он.
– Кражу?
Она не сразу поняла, что он объясняет происхождение шрамов. Он украл… Всего лишь украл!
– Украл еду, – продолжал Александер, стараясь не смотреть ей в глаза.
– Алекс, ты не обязан мне рассказывать…
– Я сделал это ради женщины, Изабель.
Она замолчала и ошарашенно уставилась на него.
– Ради женщины?
Он кивнул.
– Она поступила в хайлендский полк простым солдатом, чтобы быть вместе с мужем. Возле Леви ее супруга убили индейцы, и некому было о ней позаботиться. В то время она уже была беременна, поэтому ей пришлось покинуть армию. Я хотел ей помочь.
– И ты нарочно выдал себя?
– Можно сказать и так.
– А она? Ей удалось спастись?
Он задумчиво смотрел на пламя свечи.
– Надеюсь на это всем сердцем. Портрет, который ты нашла в спорране…
– Так это она? Ой! Значит, у тебя нет жены?
Эти слова, вырвавшие невольно, заставили Александера улыбнуться.
– А ты решила, что это моя жена?
– Ну да. А может, сестра или мать.
Он со смехом привлек девушку к себе.
– О Изабель! Не бойся, только ты что-то значишь в моей жизни. И так будет всегда.
– Я люблю тебя, Александер Макдональд.
Она посмотрела на него своими зелеными, полными обожания глазами. Изабель была его частичкой Шотландии в Америке, холмами, которые ему не суждено было больше увидеть, сладким ароматом вереска… Конечно, не без легкого «французского» нюанса, но и это ему очень нравилось. Девушка между тем протянула руку и извлекла из корзины горшочек с вареньем, открыла его и сунула палец внутрь. Когда же она поднесла его к лицу Александера, тот послушно открыл рот.
