сторонникам небольшой отдых. Новых заданий не было, и все были заняты своими делами. Семья Малфоев принялась украшать дом к Рождеству и балу в частности. Николь всячески помогала, стараясь угодить хозяевам, и, как сказал Драко, ей это удалось. Нарцисса отметила искусное чувство стиля девушки и спустя некоторое время дала ей полную свободу действий, перестав контролировать каждое движение волшебницы. Люциус проверял её работу с жутко важным видом и даже пытался придраться к каким-то мелочам, но ему это не удалось. Весь оставшийся вечер чете Малфоев пришлось наблюдать счастливую улыбку на лице девушки, и это привело их в смутные чувства: разве можно так радоваться только потому, что её работу одобрили?
В отношениях Николь и Драко всё было спокойно. Астория не появлялась в Мэноре, поэтому о ней старались лишний раз не вспоминать. Рейнер понимала, что Малфой выберет свою невесту: красивую, умную и чистокровную, не то, что она. Однако Николь старалась не думать о том, что будет после Рождества, наслаждаясь проведённым временем вместе. Они самозабвенно целовались в коридорах, когда никто не видел, незаметно касались друг друга, испепеляли взглядом.
Они искренне считали, что родители Драко ни о чём не догадывались, но Нарцисса была женщиной, к тому же весьма не глупой, а поэтому не заметить химию между своим сыном и этой маглорождённой девушкой не могла. Люциус неоднократно пытался поговорить с Драко и втолковать ему, что так вести себя недопустимо, но жена всегда останавливала его. Их сын взрослый, он сам разберётся. Малфой-старший что-то недовольно ворчал, но прислушивался к супруге, полагаясь на разумность сына.
Он всегда успеет отругать его, так пусть Драко побудет счастливым немного.
Бессонницы часто мучали Николь.
От зелий пришлось отказаться, чтобы окончательно не сойти с ума. На утро после них трещала голова и появлялись галлюцинации, а просыпаться было и так ужасным испытанием.
Она подолгу вертелась в широкой пустой кровати, перебирая под головой подушки. Мешало всё. Складки одежды безжалостно давили, будто это не мягкая ткань, а жёсткий наждач. Был слышен каждый шорох в поместье. Пряди волос лезли в лицо. Шторы были недостаточно плотно закрыты или, наоборот, совсем не пропускали свет. Затекала шея. Она снимала с себя всё, но и это не помогало уснуть. Подушки были слишком большие. Или слишком маленькие. Матрац слишком жёсткий. Мешало плечо. Изгиб талии. Естественный прогиб поясницы. Шум своего дыхания.
Наконец, она вставала, снова одевалась, накинув на себя халат, и выходила из комнаты. Босыми ногами ступала по холодному полу, бессмысленно гуляя по длинным коридорам Малфой-Мэнора.
Не замечая, как, она приходила в гостиную, где Драко оставил вечером свою недопитую бутылку огневиски, и наливала себе в стакан немного. Алкоголь привычно обжигал горло, не принося желаемого облегчения.
Она долго стояла у огромных окон и, обняв себя руками, вглядывалась в ночное звёздное небо. Искала знакомые созвездия. Загадывала желания при виде падающих звёзд.
Желаемый сон так и не приходил.
Скоро ей становилось совсем холодно и она решала вернуться в постель. Не к себе.
Николь открывала дверь в комнату, тихими шагами подходя к кровати, на которой спал парень, и легко присаживалась на её край. Зачем ей выделили отдельную спальню, если уже не раз она находила необходимый покой и тишину именно в этой? Или дело было в человеке, а не комнате?
— Драко… мне снова не спится, — шёпот нарушил гнетущую тишину, и она просто легла рядом.
Она знала, что он не стал бы её гнать.
Никогда не гонит.
* * *
Бал — это всегда празднично. Ещё большей торжественности и ощущения сказки ему придавал тот факт, что проводился он на Рождество. Время, когда всё вокруг преображается и люди становятся более открытыми друг другу. Уже не так скупятся на тёплые слова и заботу друг о друге.
Колонны зала были украшены красивыми, вьющимися вокруг них цветами, и тонкими мерцающими гирляндами. Потолок украшала массивная люстра. Расставленные по разным углам зала столы ломились от огромного количества угощений и все присутствующие, одетые словно с иголочки, полностью соответствовали данному мероприятию.
Под торжественную музыку, двери зала распахнулись. Гости почтили хозяев своим присутствием, и вошли в зал под руку со своими половинками. Вечер, как всегда, начался с приветственной речи мистера и миссис Малфой. Открывать бал пришлось Драко и Астории. Первый танец, восхищение со всех сторон и брошенное кем-то «такая красивая пара». Малфой посмотрел на девушку и их взгляды пересеклись. Губы слизеринки украшала сияющая улыбка, а глаза искрились восторгом. Она была красива, впрочем, как и всегда.
Когда музыка стихла, Драко отстранился от своей невесты и заметил фигуру подруги. Пэнси разговаривала с Нарциссой Малфой, а затем, под всеобщие взгляды прошла за старинное фортепиано, стоявшее в конце зала. Когда-то давно, ещё в детстве, Драко любил играть, но это больше было нужно его родителям, чем ему самому, поэтому последние несколько лет инструмент стоял без дела. Паркинсон села и открыла тяжёлую крышку пианино.
Малфой заметил, как Пэнси втянула воздух в лёгкие и начала играть. Слизеринец подошёл ближе. Длинные белые пальцы с полупрозрачной кожей, туго обтягивающей фаланги, с невероятной скоростью перебегали по старым, уже посеревшим от времени, клавишам.
«Слоновая кость», говорил отец. «Раритет». «Антиквариат».
По мнению сына же, просто рухлядь.
Нота за нотой, аккорд за аккордом.
С каждым новым нажатием звук становился всё громче, всё полнее. Поднимался всё выше и выше, добираясь до самого основательного конца гаммы, а потом резко спускался вниз, словно бросался с обрыва. Летел вместе с пальцами пианистки. Наполнял комнату без остатка, переливался, обволакивал каждого присутствующего, не давая оторваться от прослушивания столь профессионального исполнения.
Да, фортепиано старое, но настроено отменно.
Серые глаза пробежались по помятому пергаменту, парень радостно отметил, что произведение почти закончено. Практически миновали те злосчастные девять минут. Пэнси играла замечательно, но Драко ненавидел эту мелодию.
Он тренировал «Скарбо» ровно столько, сколько себя помнил, но и по сей день не смог бы сыграть его абсолютно идеально. «Идеально» в понятии «так, как хочет этого отец». Куда ему.
Кисти рук девушки болезненно, пронзительно ныли, в такт музыке, подушечки пальцев, кажется, совсем стёрлись. Какое-то время она не сможет играть.
Правая рука работала на одну сторону, левая на другую, и наоборот. Абсолютно разные мелодии, ничем не похожие по отдельности, но всё равно сливающиеся в одну, потрясающе красивую и до безумия сложную работу. Дело рук какого-то композитора с, очевидно, ярко выраженными садистскими наклонностями.
Слушателям нравилось. Они были увлечены, очарованы музыкой.
Ещё чуть-чуть. Совсем немного.
Низкий глухой звук оповестил
