«Мужчины хороши лишь в одном, но плохи в очень многом», — писал Аристотель. Кристине эта фраза всегда казалась загадочной. Так, как ее понимала она, это означало, что у мужчин вообще отсутствуют чувства или они их вытесняют из своего сознания.
Кристина нежно коснулась шеи Джима, а затем поцеловала его в макушку.
— Джимбо, извини (Боже, за какое же бессчетное количество вещей ей бы следовало перед ним извиниться!). Я сейчас заниматься совершенно не в состоянии. Приходи поскорее, хорошо? Попробуем пирог.
— Ага, — пробормотал он, не поднимая головы.
Они собрались вокруг весьма сложного сооружения, которое называлось тортом. Конни приготовила его для Альберта. Торт представлял собой неровные, неодинаковой величины охлажденные кофейные коржи, соединенные кремом, а сверху были натыканы земляные орехи, шоколад и еще двадцать две свечи.
Конни хотя и оделась соответственно случаю, но настроение у нее было далеко от праздничного. Это было видно по ее напряженным губам, покрытым ярко-розовой помадой, и голубые тени вокруг глаз не могли затушевать их затаенную печаль.
Все пятеро смотрели на торт, как будто это был только что освежеванный барашек. Аристотель же поглядывал на торт с таким видом, как будто это последний кусочек еды, оставшийся на земле.
Событию добавлял торжественности и тот факт, что прибыл Френки Абсалом. Обычно выкурить Френки из его общежития Эпсилон было делом довольно трудным, но своим присутствием сейчас Френки одаривал Альберта, и это было самое малое, что он мог сделать для своего старого приятеля, с которым он жил прежде в одной комнате в общежитии.
Вначале Альберт жил в одной комнате с Джимом, потом переехал к Френки в начале второго курса, когда они с Джимом решили, что лучше будет, если они разъедутся. Сейчас Альберт жил один через две комнаты от Кристины, а Френки поселился в братстве Эпсилон.
Кристина взглянула на Конни, которая силилась изобразить улыбку, и запела «Счастливого дня рождения». Все подхватили, включая Альберта, который пел громче остальных.
— Альберт! — воскликнула Конни. — Загадай желание и задуй свечи. Но загадай действительно заветное желание. — Она произнесла это с намеком, близко подойдя к нему и засунув руку в задний карман его брюк.
Кристина подумала: «Очень уж Конни старается, чтобы все выглядело нормально. Но почему это меня задевает?»
Альберт повернул голову налево, где стояла Конни, затем направо, в сторону Кристины, и, наконец, посмотрел на Джима, который находился напротив него через стол.
— Заветное желание, говорите? Отлично. — Он закрыл глаза и задул свечи, все до одной.
Конни и Кристина зааплодировали, Френки издал вопль и затянул «Он наш самый лучший друг», и только Джим как стоял, так и продолжал стоять. Только изрек без особого энтузиазма:
— Да.
Дважды гавкнул Аристотель.
Конни засуетилась над тортом, раскладывая по тарелкам куски и пластиковые вилки, а Кристина стояла молча, чувствуя, что напряжение не спадает. Находиться здесь ей вовсе не хотелось. Приподнятое настроение, которое появилось у нее сегодня в первой половине дня сначала после встречи с Говардом, а потом со Спенсером, сменилось пессимистическими размышлениями. Несколько дней назад Конни сказала ей, что они с Альбертом думают о помолвке. «О, это чудесно, — сказала тогда Кристина. — Это так чудесно. Будете устраивать вечеринку? Сначала помолвка, а потом не за горами и свадьба. Черт возьми, да это же замечательно!»
А потом… Джим. Сегодня он вел себя по-дурацки. Не очень-то прежде выказывавший свои чувства, Джим вел себя с каждым днем все более странно. «Вот и сейчас, — с грустью подумала Кристина, — он даже не захотел стоять рядом со мной. Ведь мы вроде бы тоже с ним пара. Может быть, и нам следует подумать о помолвке?»
Френки что-то горячо доказывал Джиму. Видимо, какую-то чепуху. Френки всегда изъяснялся так горячо и малопонятно, что, впрочем, отражало его эксцентрическую натуру. Чего стоила, например, его манера одеваться: клетчатые шотландки и полосатые брюки, яркие, светящиеся тренировочные костюмы и джинсы с подтяжками цвета радуги. Конни протянула Кристине кусок торта. Кристина попробовала, кивнула и с чувством произнесла: «М-м-м-м, хорошо». Торт был сухой и… в общем, ужасный. Она наблюдала за лицом Альберта, когда он отправил кусок торта в рот и начал медленно жевать. «О, — изрек он секунд через двадцать, — совсем даже неплохо», А Конни, которая стояла рядом с ним и вся светилась, и рука ее при этом не отпускала его рубашку, услышав эти слова, засмеялась от восторга.
Голос Конни, высокий, скорее даже писклявый, раздражал Кристину, но ее смех был заразительным; Кристине он нравился. У Конни тоже был пунктик — она любила одеваться сексуально. Черный бюстгальтер и черное нижнее белье, бюстье [17] и чересчур облегающие джинсы, а время от времени чулки с резинками и поясом. Кристине иногда казалось, что Конни одевается так специально, чтобы перещеголять ее. Это было не так и сложно, потому что Кристина вообще никогда не наряжалась. Она была спортсменкой, и этим все сказано. В их среде наряжаться было не принято. Тренировочные костюмы, шорты из синтетической ткани, джинсы и футболки с дартмутской символикой — вот что было принято. Это было клево. Баскетболистки бюстье не носили.
Они с Конни оставались бы лучшими подругами и по сей день, если бы не баскетбол. Это так говорила Кристина, когда ее спрашивали насчет их дружбы. Но это была неправда. Их дружбу испортил вовсе не баскетбол.
«Почему она так громко смеется?» — думала Кристина. Сама она пребывала почти в трансе, и ей совсем не было смешно. Джим тоже восседал с каменным лицом. Альберт о чем-то перешучивался с Френки, флиртовал с Конни и, когда надеялся, что Конни не видит, перекладывал свой кусок торта на тарелку к Кристине, которая немедленно перекладывала его снова к нему. И вдруг Кристина вскинула глаза и увидела, что Конни смотрит, как Альберт в очередной раз перекладывает к ней на тарелку свой кусок. И искорки смеха в голубых глазах Конни мгновенно растаяли. Кристина сделала вид, будто не понимает, что происходит.
Они все скинулись на подарок и купили Альберту часы от Пьера Кардена, потому что он всегда и всюду опаздывал. Скинулись — это было сильно сказано, потому что основную долю внесли Конни и Джим. Они были денежные ребята.
Кристина хотела, чтобы Джим перестал смотреть на нее с таким несчастным видом. «Какое он имеет право быть несчастным? — подумала она, — Я тренируюсь, но он не меньше меня проводит времени за своими занятиями, и в «Обозрении» он работает столько же, если не больше, чем я в «Красных листьях». К тому же он всегда высыпается, потому, что каждый вечер ложится в постель ровно в одиннадцать».
