Дженнер против воли обернулась и посмотрела Мишель в глаза. Та ответила вызывающим взглядом, откинув с лица темные кудри. Где-то позади люди выпивали, смеялись, танцевали. Несколько человек протиснулись мимо них на улицу, а кто-то поспешил занять освободившееся место. Наконец Дженнер проговорила:
– Ты ждала, что я приду и за все заплачу.
Дерзость на лице Мишель сменилась озадаченностью.
– Ну да, – подтвердила она очевиднейшую на свете вещь.
На плечи Дженнер навалилась усталость. Разве ожидания Мишель хоть чем-то отличались от расчетов отца, или Дилана, или бесконечной вереницы благотворителей и попрошаек, которые перестали названивать, только когда она отключила телефон? Но Мишель хотя бы много лет была рядом, чего не скажешь о других. Это что-то да значило. Дженнер открыла сумочку, собираясь дать подруге достаточно наличных, чтобы хватило на вечер. Возможно, завтра все прояснится. Может, если бы Мишель не хватила лишку, то не была бы сейчас в таком поганом настроении.
– Знаешь, – процедила Мишель, скривив рот в издевательской усмешке, – ты изменилась, когда выиграла эту чертову лотерею. Раньше ты любила повеселиться. У тебя на уме были не только деньги, деньги, деньги. А сейчас ты просто...
– Твой личный банкомат? – не удержавшись, съязвила Дженнер, доставая из бумажника стопку купюр. Разве она изменилась? Разумеется. Все окружающие люди изменились, а она что, должна оставаться прежней, нетронутой этим гигантским искривлением мира? Дженнер пришлось бороться с катаклизмом, и, чертовски верно, она изменилась.
Лицо Мишель ожесточилось, глаза сузились.
– Такой ты мне не слишком нравишься. Твои бывшие друзья уже недостаточно хороши для тебя просто потому, что ты можешь покупать все подряд.
– Тебе очень нравилась я и мои денежки, потраченные на твои туфли, украшения и твой новый диван, – возразила Дженнер. – Я тебе нравилась, когда платила за всю еду во время совместного отпуска, за каждую порцию выпивки в этом самом баре.
Она схватила Мишель за руку и вложила в ладонь банкноты.
– Вот, держи, это все, что у меня с собой. Развлекайся.
Пальцы Мишель стиснули деньги, но презрительная усмешка по-прежнему уродовала лицо.
– Сучка, – выплюнула она.
Словцо потрясло Дженнер. Хотя она и обиделась, но все еще ждала, что завтра они с Мишель помирятся. Но теперь, видя ненависть на лице подруги, слыша злобу в ее голосе, Дженнер поняла, что завтра никаких извинений не последует.
– Прощай, – выдавила она. Захлестнувшая горечь придала ее тону необычную мягкость.
Затем Дженнер повернулась и побрела по улице. За спиной хлопнула дверь, отсекая Мишель. Звук, раздавшийся так скоро, означал, что Мишель не медлила и не оглянулась.
Значит, вот так вот. Грудь сдавило от боли, стало трудно дышать. Мишель много лет была рядом, всегда готовая посмеяться и составить компанию. Они помогли друг другу пройти через разрывы с парнями, болезни и просроченные счета. Когда-то они жили в одном и том же мире, но не сейчас.
Дженнер с брелока открыла «камри» и скользнула на водительское сиденье. Руки затряслись при попытке вставить ключ в зажигание. Она жутко устала и хотела поскорее попасть домой, но только что отдала Мишель все содержимое кошелька до последнего цента, и нужно было снять немного наличных. Дженнер не нравилось безденежье. В прошлом она частенько оставалась на мели. Отвратительное ощущение. А теперь уже привыкла, что деньги всегда под рукой.
В «Птичке» был банкомат – очень удобно для хозяев бара, – но Дженнер не хотела возвращаться. Она с горечью осознала, что, вероятно, была там сегодня в последний раз: еще одна часть жизни осталась в прошлом. Мысленно прочесала окрестности. Через несколько кварталов был еще один банкомат, но тот район ей не нравился. Лучше съездить в ближайшее отделение своего банка – и платить лишнюю комиссию не придется.
Прохладный ветерок овевал тело, пока Дженнер вылезала из автомобиля и шла к окошку банкомата. Нескольких сотен взамен отданных Мишель будет достаточно, чтобы продержаться выходные. Она набрала номер счета и ввела пин-код.
НЕДОСТАТОЧНО СРЕДСТВ.
Дженнер, моргая, уставилась на экранчик, пытаясь уловить смысл непонятных слов. Она знала примерный остаток на счете, но уже больше недели не проверяла баланс. Тем не менее должно было оставаться около двадцати пяти тысяч, плюс-минус несколько сотен.
Усталость, расстройство… может, нажала не ту цифру. Дженнер повторила попытку со всей аккуратностью.
На экране загорелась все та же надпись: «НЕДОСТАТОЧНО СРЕДСТВ».
В поздний час окна банка не светились, и помочь ей никто не мог. На мгновение Дженнер задумалась, затем ввела другой запрос, чтобы узнать остаток на счете. Может, банкомат сломан и выдает такое сообщение всем, кто пытается снять деньги. А может, просто купюры закончились, вот машина и твердит о нехватке в ней средств. Мысль показалась забавной, и Дженнер улыбнулась, но улыбка застыла на губах.
Три доллара и двадцать два цента?
Дженнер во все глаза уставилась на нереальные цифры. Ей точно известно, что должно быть больше, на много тысяч больше. Что произошло?
Она на автопилоте вернулась к машине, включила зажигание, толкнула рычаг передач. Всю дорогу до дома прокручивала ситуацию в голове, с подступающей тошнотой перебирая подробности.
Кто-то – а подозреваемых нашлось только двое – наложил свою лапу на ее чековую книжку и выписал себе чек на двадцать пять с чем-то тысяч. Дилан или Джерри? Наверняка один из них. Оба знали, где она живет, и оба стремились урвать у нее хоть сколько-нибудь. Оба хотели оттяпать часть ее удачи, свою честную долю за... что? За то, что дышат с ней одним воздухом?
Она прилепила на Дилана ярлык попрошайки, но сомневалась, что он смог бы украсть. Даже если бы и посмел, вряд ли обнаглел бы настолько, чтобы забрать все подчистую. Этот ничтожный жлоб стащил бы пару чеков, выписал бы себе на каждом пару сотен и обналичил бы в разное время, в надежде, что она не заметит, а если и заметит, то махнет рукой и не будет звать копов из-за мелочевки. Вот это для Дилана в самый раз.
Но ее папаша... Джерри Редвайн захапал бы все, до чего только смог добраться, а затем пустился бы в бега.
Где-то внутри хлопнула очередная дверца, отсекая еще одну ниточку. Больше Дженнер не увидит отца. Он не позвонит. Больше не будет неловких обедов, предложений начать с нуля какое-нибудь замечательное дело, мечту всей его жизни. Ее последний отказ, наверное, убедил прохвоста, что дочь надуть не удастся, и тогда он попросту взял и обворовал ее. Даже к лучшему, что он исчез: наверняка догадывался, что на сей раз ему бы это дельце с рук не сошло.
