Дженни появилась последней, держа в руках уложенную дорожную сумку, и подошла к столу.
— О Боже!.. — охнула мать.
— Черт возьми! Какого… дьявола?! — возопил Саймон.
— Ужасно, ужасно!.. — продолжала причитать Анжела.
Дженни удивленно оглянулась на них:
— Что там?
— Прочти вот это! — Мать передала ей дрожащими руками номер «Дейли мейл».
— Доигрался! Доигрался! — не своим голосом произнес Саймон.
Дженни, уже волнуясь, быстро взяла газету:
— Что? Где? Кто доигрался? О чем вы?
Но в следующее мгновение в глаза ей бросился крупный заголовок: «ПОДРУГА БАРОНЕТА РАЗБИВАЕТСЯ НАСМЕРТЬ!». Ниже бойкий щелкопер описывал случившееся бульварным языком. Двадцатилетняя девушка выпала из окна небоскреба… Сэр Эдвард Венлейк убит горем… И наконец самое главное: они жили вместе…
Дженни тяжело опустилась на свободный стул, мысли ее спутались. Вчера по телефону папа ничем не выдал, что это была его подруга… Дженни стало нехорошо, в горле застрял противный ком. Она взяла со стола «Таймс», где содержался более сдержанный в выражениях отчет о случившемся, но тоже утверждалось: «Марисса Монтклер, постоянная спутница сэра Эдварда Венлейка, президента треста «Толлемах», нашла свою смерть, выпав из окна его квартиры, расположенной на 14-м этаже…»
— Теперь тебе заказана дорога в Нью-Йорк, — сказала Анжела. — Я не хочу позора на нашу голову. Венлейк — знаменитая фамилия. Все сразу вспомнят о том, что он мой бывший муж и твой отец.
Дженни возмущенно взглянула на мать:
— Именно поэтому я немедленно должна лететь туда! Папа нуждается во мне вдвойне!
Анжела и Саймон посмотрели на нее так, словно она предала их.
— Ты знала вчера? Когда поговорила с ним по телефону? Ты знала, что случилось? Ну, знала? — сурово спросила Анжела.
Дженни на мгновение опустила глаза, но тут же вновь смело взглянула на мать.
— Папа сказал мне, что в его доме умер его близкий друг. Вполне возможно, что газеты лгут! Они всегда лгут! А к папе привязались только потому, что у него такая громкая фамилия.
Анжела уронила голову на руки и простонала:
— Боже, боже, как ты можешь быть такой наивной?
— Да, как ты можешь быть такой наивной? — эхом вторил ей Саймон. — Это все в его стиле, неужели ты не знаешь? Но двадцатилетняя… пожалуй, слишком даже для него! Нельзя допустить, чтобы это каким-нибудь образом перекинулось на нас!
— Что ты несешь?! — воскликнула Дженни. — Мне лично все равно, что там случилось на самом деле. Я отправляюсь в Штаты! Была ли та Марисса Монтклер близкой подругой папы или нет — не важно. Меня это абсолютно не волнует. У него вчера был такой измученный, несчастный голос…
Саймон презрительно фыркнул:
— Неудивительно! Если бы моя подружка сиганула из окна моей квартиры, я тоже не очень бы веселился! Но это еще не значит, что нам нужно впутываться в эту историю. Раскинь мозгами, вот тебе мой совет.
Дженни смерила его уничтожающим взглядом.
— Я это уже сделала! — резко ответила она и убежала обратно в свою комнату.
Спустя четверть часа она уже сидела в машине, держа путь в аэропорт Хитроу, до которого было семьдесят пять миль.
— Я рад тебя видеть, девочка. Как ты быстро добралась!
Сэр Эдвард обнял Дженни. Она подняла на него глаза и с болью в сердце мысленно отметила, какой у него усталый вид. Он послал за ней в аэропорт машину, но предупредил, что сам встретить ее не сможет — опасается нарваться на журналистов. И лишь теперь, сняв в его квартире мешковатое зимнее пальто, Дженни почувствовала, что длинная дорога позади.
— Как ты себя чувствуешь, папа? — спросила она, присаживаясь на краешек дивана рядом с ним.
— Нормально. Хочешь выпить?
Накануне сэр Эдвард попросил Скотта сразу принести ему в комнату поднос со спиртным, чтобы не посылать его за каждым стаканом. Тем самым он думал не только избавить своего дворецкого от лишних хлопот, но и добиться того, чтобы его злоупотребление выпивкой не слишком бросалось в глаза.
— Перье, пожалуй.
— И все? — изумился сэр Эдвард. — Может быть, все-таки что-нибудь покрепче?
Дженни улыбнулась. Отец неизменно пытался приучить ее к спиртному, но она не поддавалась.
— Нет, папа, с меня вполне достаточно минеральной воды.
Сэр Эдвард отошел к столику, на котором стоял поднос с бутылками. Плеснул дочери минералки, себе практически чистого виски и, вернувшись к диванчику, поставил стаканы на кофейный столик.
— Ты, конечно, уже видела газеты?
В первый день нового года, когда вышло всего несколько бульварных листков, большого шума не поднялось, так как газетчики просто не успели со своей сенсацией, но сегодня гибель Мариссы в его доме стала новостью для первой полосы всех нью-йоркских газет. В большинстве изданий прошли фотографии Ребекки, где была запечатлена улыбающаяся Марисса. Сэру Эдварду было больно на них смотреть.
— Я видела английские газеты утром, еще перед тем как покинула Пинкни, — тихим голосом ответила Дженни и при этом подумала: «Господи, неужели это было сегодня?» Ей казалось, что с той минуты, когда она убежала из дома, оставив разъяренную мать и брата, прошла целая вечность.
— Значит, в английских тоже уже все есть? — Сэр Эдвард погрузился на минуту в задумчивое молчание, а потом хмыкнул: — Воображаю, что по этому поводу сказала твоя мать.
— Да, папа, тут ты прав — она не молчала. Как и Саймон, впрочем.
— Боже мой!.. — глухо простонал сэр Эдвард.
Дженни внимательно посмотрела на него.
— Это правда? — спросила она едва слышно.
— Да, малыш, это правда. Марисса выпала из окна моей квартиры.
Он быстро отхлебнул виски и поморщился.
— Нет-нет, папа! Я знаю, что она погибла, но сейчас имела в виду другое. Это правда, что она была твоей… любовницей? Так пишут газеты.
Сэр Эдвард никогда не лгал своим детям. Вот и теперь он взглянул на Дженни и без тени колебания ответил:
— Да. Была. Я очень любил ее, хотя тебе, наверное, трудно меня понять… Все-таки такая разница в возрасте. — Голос его дрожал от боли, и у Дженни сжалось сердце. — Но самое удивительное, малыш, — продолжал он, — заключается в том, что ее интересовал именно я. Не мои деньги. Не положение в обществе и бизнесе. Ей был нужен только я. У нее и без меня было все, о чем может мечтать молодая женщина. Тем тяжелее мне теперь смириться с этой ужасной, бессмысленной потерей!
— Папочка… — тоненько проговорила Дженни, разделяя отцовскую боль. — Как это произошло?
