Что ожидали обе Ковалевские от прогулки? Они и сами не знали. Чего-то непередаваемого, несказанного, от чего потом не спится, кружится голова, хочется плакать и смеяться без причины, как хорошо! Князь Евгений, как подлинный виртуоз куртуазного дела, умудрился совершенно очаровать старшую Ковалевскую легким, едва заметным опытному глазу флиртом. Княжна убедилась, что была права в своих подозрениях. Однако обольщать юную барышню традиционными, беспроигрышными способами ему не хотелось. Евгений даже растерялся, он чувствовал, что только подлинная искренность поможет делу. А это самое сложное для человека, жившего все последние годы во лжи и лицемерии.
Во время прогулки пришлось разделиться попарно. Княжна и Ковалевская шли впереди, а молодые люди несколько поотстали. И вскоре разговор коснулся темы, которая так волновала обоих.
— Стало быть, вы выходите замуж без любви? — спросил Верховский. — Вы извините меня, милая Надежда Васильевна, быть может, я фамильярен, но сами изволили говорить вчера об этом.
— Я не хотела сказать, что между нами нет любви. Она есть, но это любовь Владимира Ивановича. Я не могу пренебречь этим чувством! — со вздохом ответила Надя и приуныла.
— Похвальна ваша жертвенность. Однако вся ваша жизнь еще впереди, вдруг да полюбите сами кого-нибудь, тогда что?
— Бог даст, его же и полюблю, со временем, — Наде хотелось плакать, но она сдержалась и даже попыталась парировать собеседнику. — Но ведь вы же тоже живете без любви! Вы были влюблены в свою жену до свадьбы?
— Хотите честный ответ? — Князь ткнул тростью в комок земли и откинул его в сторону. — Я вам отвечу, только вы презирать меня начнете. Ведь я сам себя презираю за это! Я женился из-за денег. Да, да! Богатства взалкал! И теперь пожинаю сполна горы унижения, океан ненависти, безбрежные просторы бытовых гадостей! Простите, что говорю вам это! Я ни с кем не откровенничал, мне это сложно. Впрочем, сам виноват, сам ошейник нацепил, никто не неволил.
— Господи, боже мой! — воскликнула Надя. — Бедный, как вы должно быть страдаете! Мучаетесь в одиночестве!
— Да, я одинок. И я обречен. Я никого не могу впустить в свою жизнь, ведь я женат, а узы брака для меня священны!
— Но ведь нынче возможен развод, не в семнадцатом веке живем!
— Конечно, но это чрезвычайно тяжело. Да и жена не желает меня отпускать. Время от времени она хочет чувствовать себя княгиней во всех проявлениях. А для этого необходим муж, князь, то есть я. Она не отпустит меня, пока не влюбится в кого-нибудь по-настоящему. Тогда и ей понадобится свобода. Впрочем, вам не надо так расстраиваться из-за меня, — быстро проговорил Верховский, видя, что на глазах девушки наворачиваются слезы. — Это я должен рыдать, зная, что обречен смотреть вслед подлинному счастью, проходящему мимо. Счастью, которое уже предназначено другому!
Они остановились и поглядели друг другу в глаза. Еще секунда, и они бросились бы в объятия друг друга. Но в этот момент послышался визгливый голос Татьяны Аркадьевны, звавшей племянника.
Когда Ковалевские подъезжали к дому, Надя услышала громкие голоса и узнала знакомую нарядную коляску. Как по гадальному приговору, суженый, приди ко мне наряженный! Она внутренне вся сжалась и вошла.
— Барышня, жених приехал! — радостно приветствовала ее горничная.
Катерина Андреевна поспешила поздороваться с дорогим гостем. Надя, пытаясь изобразить радость, тоже подставила щеку для поцелуя.
— В губки, в губки ее целуй, не стесняйся! — засмеялся отец.
Надя вспыхнула. Наверняка перед отъездом Владимир уж точно опять пожелает ее страстно облобызать. А ведь Верховский чуть было не поцеловал ее сегодня! Вот о каком поцелуе она подумала без отвращения!
— Зачем вы, папа! Стыдно!
— Полно, чего стыдного! Через месяц в одной постели спать будете! — заворчал Ковалевский, навеки обиженный холодностью собственной супруги.
— Ты, Василий Никанорович, молодежь не смущай, а лучше скажи мне, как ты распорядился насчет ужина? — ловко перевела разговор в другое русло жена.
Владимир поинтересовался новыми знакомыми.
— А, это тот Верховский! Да, кажется, я знаю, о ком идет речь! Он в свое время очень выгодно женился, миллионщицу взял! Но, правда, из купчих. Много судачили об этом браке, разве вы не слыхали!
— Как же, не слыхали! Нам тут ихняя тетушка все уши прожужжала. Вот, мол, несчастное дитя попало в ловушку эдакой злыдне! А паренек, сразу видать, еще тот гусь! Такого просто так с кашей не съешь!
— Папа, ну зачем вы так плохо говорите о князе! Вы не знаете его вовсе! — Надя задрожала от обиды за Евгения.
— А что тут знать! Я таких молодцев за версту распознаю! — рассердился Василий Никанорович. — И нечего вам к ним ездить, у вас своих забот сейчас навалится!
— Вот, между прочим, — вступил в разговор Владимир. — Поминутно думая о милой моей невесте, я желал бы преподнести ей подарок, с тем расчетом, чтобы он красовался на ней в день венчания. Вы, когда платье будете заказывать, имейте в виду это творение ювелирного искусства.
— Вы удивительно разумный молодой человек, Володя, — подивилась Катерина Андреевна. — Подумать о таких тонких материях!
Надя же с замиранием ждала, когда жених откроет заветную плоскую бархатную коробочку. Так и есть! Гроздь бриллиантов на шею и в уши. Господи, как она будет в них нелепа!
На самом деле ожерелье и серьги являли собой значительную ценность. Жених купил их в американском доме бриллиантов «Тет», что на Невском. Ювелир постарался на славу. Камни играли загадочным таинственным светом и невольно притягивали к себе взор.
— Вы просто прелесть, Владимир Иванович! — ахнула мать. — У вас замечательный вкус!
— И кошелек! — добавил отец. — Это ж целое состояние!
— Мне для Надюши не жаль ничего! Только бы она была рада и счастлива!
— Я рада, Володя, очень рада! Камни чудо как хороши! — пролепетала девушка, чувствуя, как по телу расползаются предательские мурашки от нежеланного прикосновения рук жениха.
Владимир весь сиял и светился. Он взирал на невесту с таким обожанием, что Наде стало совсем не по себе. Она смотрела в его разгоряченное лицо с нарастающим отвращением. Этот смеющийся рот с тонкими губами, волосы, расчесанные на идеальный пробор, всегда туго накрахмаленный воротничок, упирающийся в мягкий, чисто выбритый на английский манер подбородок. Ну почему, почему ей так не хочется, чтобы все это стало ее мужем?!
— Наденька, дорогая, вам что, нездоровится? — вдруг донеслось до ее слуха.
