Катя с интересом вчиталась.
– Хорошо излагает! Гордишься? – спросила она по ходу чтения.
– Ты читай, читай, – подбодрила Леся.
– Ах ты, жучила! Ничего себе прожужжала! – воскликнула Катя, дойдя до «эдипова комплекса!». – Давай вместе поедем, я ее научу, как за слова отвечать приходится.
– А потом она Яника научит! Вот я чего боюсь! Простить не могу и напортить боюсь.
Катя задумалась. Ненадолго.
– Все! Знаю! Оставляй листок у меня. Никуда не ходи. Жди моего звонка.
Леся послушалась.
На следующий день Катя пунктуально отзвонила:
– Тут депутат из Госдумы хочет с этой вашей училой пообщаться. Твое присутствие обязательно. Когда сможешь?
Назад дороги не было. Пришлось поблагодарить и назначить время.
Депутат, нормальный молодой мужик, чуть ли не Лесиного возраста, заехал за ней на служебной машине с шофером и охранником.
– Это для антуража, – пояснил он Лесе присутствие третьих лиц в машине.
Подъехали к школе. Школьная охрана встала грудью и не хотела пускать: не велено, пока уроки идут.
– Правильно, что не велено, – одобрил депутат, делая короткий звонок.
Через минуту навстречу бежала директриса: самолично впускать дорогих гостей.
Ей, как переходящее знамя, был вручен листочек с сочинением.
Директриса прочитала последние слова и зарделась, как маков цвет.
– Кто ж у нас в пятом «А»? А – Валентина! Все ясно!
Пока вызванная на ковер Валентина Дмитриевна добиралась до директорского кабинета, глава школы, старая толстая тетка в пиджаке немыслимой древности с привинченным к лацкану значком, свидетельствующим о высшем образовании, не молчала.
– Удивляетесь? А удивляться нечему! Это все плоды! Школу развалили! Образование развалили! Частных богаделен понаоткрывали, у всех дипломы! Телевидение – один разврат. У кого учиться? Чему они научат? Я-то ее брала, думала, вот счастье, молодежь в школу пришла! Забыла, какая она теперь, молодежь! И другой взяться неоткуда! Просто неоткуда. Запихивали двадцать лет помои в головы – получайте продукты переработки. Это же она от старательности написала. Побеспокоилась. Только не имеет представления, что можно, что нельзя. Умной хочет казаться, заботливой. А уму откуда быть?
Депутат слушал, кивал головой. Он по просьбе друга и коллеги (Катиного супруга) приехал подсобить в локальном конфликте, учителишку припугнуть. Глобальные вопросы его не интересовали, сотрясать воздух просто так он не собирался.
Наконец вошла учительница. Вполне симпатичная. Глаза широко распахнуты. На лице энтузиазм.
– Вызывали? – улыбнулась, ожидая чего-то хорошего.
– На, – двинула в ее сторону директриса злополучный листок.
Валентина Дмитриевна преданно кивнула и принялась читать.
– Твоя работа? – спросила директриса, когда та, дочитав, оторвала глаза от листка.
– Это моего ученика из пятого «А», Яна Егорова, – уточнила учительница.
– В самом конце, красной ручкой – твое?
– А! Да! Это я написала.
– Оценку какую поставила?
– Я не оценила эту работу.
– За что же такая немилость?
– Это сочинение не соответствует заданной теме! – последовала четкая формула.
– Тогда надо ставить двойку.
– Я не хотела травмировать. Мальчик грамотный. Тут пороки развития и воспитания…
– И какие же пороки? – вставил свое слово депутат.
– Это не совсем нормально, если у мальчика этого возраста нет друзей и он вместо портрета друга дает портрет матери.
Тут директриса взорвалась:
– И чему тебя только учили, и где ты росла! Да мать – лучший друг и есть! Пословицы-поговорки в программе школьной есть? Есть! «Лучше нету дружка, чем родная матушка» – знаешь? Народ столетиями из уст в уста передавал! «Молодую гвардию» читала? Олег Кошевой, герой-молодогвардеец, что о маме своей думал? Что молчишь? Не читала? Ишь ты! Комплекс! Родителей предупредить!
Валентина Дмитриевна смотрела непонимающе. Не ожидала.
– А вот я сейчас у коллеги поинтересуюсь, – оживился депутат. – Напомните-ка мне, коллега, про Эдипа, что он натворил такого ненормального со своими дурными наклонностями.
Учительница подобралась, как на экзамене, и выпалила:
– Он женился на своей матери!
Всем тоном и мимикой она показывала глубокое отвращение, которое вызывал у нее аморальный поступок Эдипа.
– А почему он это сделал? – продолжал допытываться депутат.
Ответа не последовало.
– По шпаргалкам античку сдавали? – догадался любознательный коллега.
– Это здесь ни при чем! – воскликнула учительница.
– Почему же? Вы не постеснялись ученику пятого «А» класса поставить серьезный диагноз. Позвольте теперь нам с вашим диагнозом разобраться.
– Античная литература тут ни при чем! – запальчиво крикнула Валентина. – Это медицинский термин!
– А есть ли у вас право устанавливать диагноз? Диплом медицинского вуза? Разрешение родителей на обследование их сына? Цель психологического обследования? Отдаете ли вы себе отчет, что в противном случае родители вправе подать на вас в суд, и суд, будьте уверены, окажется на их стороне.
– Что я такого сделала? – беспомощно взрыдала учительница.
– До сих пор не поняла? – удивилась директриса. – Тогда давай так.
Она открыла потрепанный блокнот, покопалась в нем, сняла телефонную трубку, набрала номер, многозначительно глядя на недоумевающую Валентину.
– Але! – сказала директриса в трубку. – Это директор школы звонит. Валентина Дмитриевна кем вам приходится? Дочь? А! Это хорошо! Я о результатах проверки должна сообщить. У нас тут психологи работали. Бригада. Учителям диагнозы ставили. У вашей дочери обнаружены садистические наклонности по восходяще-нисходящему типу. Пороки развития и воспитания, говорят. Примите меры! Я не знаю, что это за восходяще-нисходящий тип. Мне как сказали, так я довожу до вашего сведения. Всего доброго.
– У мамы давление! – шепнула Валентина Дмитриевна.
– А ты чего волнуешься по этому поводу? Аль эдипов комплекс замучил, проклятый? – устало спросила директриса.
Вот только тут, кажется, до молодого специалиста что-то стало доходить. Она смотрела во все глаза. По лицу пробегали то ли судороги, то ли тени познания.
– Ну? – спросила начальница.
– Простите! – с честными слезами в голосе взмолилась девушка, безошибочно глядя в Лесину сторону.
– Точно все поняла? Не делай другому то, что себе не желаешь! Запомнила? Запиши! Вот лист! Записала? Над кроватью повесь дома! И в классе над доской. Я проверю. Все! Свободна!