Сергей, уже сдерживая себя, без приключений доехал до театра, беспрепятственно прошел в зал, небольшой, бело-зеленый, мест на пятьдесят. Шла как раз репетиция. На низкой пустой сцене в луче света стояли двое: он и она. Все внимание Кузьмина сразу обратилось к ней, повернувшейся спиной к отсутствующим зрителям, в каких-то немыслимых перьях, которые мешали понять: Вероника это или нет.
Прижав руку к сердцу, Сергей медленным шагом по проходу направился к сцене.
— Стоп, стоп, стоп, — раздался сбоку чей-то голос. — Какого черта здесь делают посторонние?!
Тут же зажегся полный свет, Сергей впился глазами в женщину, которая повернулась к нему лицом (удивленные глаза, застывшие в звуке «а» губы), и испытал чувство великого разочарования (уже не в первый раз!). Это была не Вероника.
— Кузьмин! — услышал он тот же, но уже удивленно-радостный голос. — Ты откуда?!
Кузьмин, среагировав на имя, обернулся и вскинул брови от удивления. По рядам к нему спешил… Данила Оглоблин.
Был тут же объявлен перерыв, и Сергей оказался в личных апартаментах Оглоблина — небольшой комнате без окон, наверное, бывшем подсобном помещении. Стол, четыре стула, вешалка в углу — больше ничего. На полу аккуратной стопкой лежали книги.
— Все никак не могу обустроиться, — словно оправдываясь, широким жестом предлагая садиться на любой из четырех стульев, сказал Данила.
— Значит, вот ради чего ты забросил краски.
— Да, у меня театр. Мой собственный. Я и директор, я и главный режиссер, и, как ни странно, главный художник. Правда, театр еще не совсем мой. Мне дали взаймы… Пока дела не фонтан, но долг возвращаю и даже кое-что зарабатываю. А вот если выгорит одно мероприятие… Ладно, оставим… Так каким ветром тебя сюда?.. Прямо скажем, я удивлен и где-то заинтригован.
Сергей еще раз оглядел комнату и, решившись, спросил:
— У тебя есть артистка по имени Вероника?
— У меня их две. Одну ты видел на сцене.
— А другая? — с замиранием сердца спросил Кузьмин.
— Другая… постой… Вероника? Это не та, которая…
Сергей смог только кивнуть. А с лицом Оглоблина что-то произошло, оно стало похоже на лицо доктора, которому предстояло сообщить пациенту, что тот едва ли дотянет до вечера.
— Так, значит, это она… Когда ты на Петропавловке рассказал мне эту историю с соблазнением, знаешь, честно, почудилось, что ты описываешь мою Веронику. Но я отбросил эту мысль. Слишком невероятное совпадение. Однако совпало. Да-а-а, чего только в жизни не бывает…
— Так она сейчас в театре? — нетерпеливо спросил Сергей. — Нет? Где мне ее найти?
— Нигде, увы.
— Как нигде?! — подался вперед Кузьмин.
Оглоблин тут же спохватился.
— Да живая она, живая. И здорова, по крайней мере, на тот момент, когда я ее видел в последний раз, — ответил он, разглядывая потолок. — Надо бы побелить…
— Да чего ты со своим потолком! Она ушла из театра?
— Ушла… и улетела… Вчера. Можешь садиться.
Сергей послушно сел на стул, с которого вскочил при слове «улетела». Вероника опять ускользала от него.
— Слушай, по-моему, ты издеваешься. Куда она улетела?
— Боюсь, ответ тебе не понравится. Она в Германии.
— Где?!
— В Берлине. Кажется, ей предложили там работу. Кто, что — она не говорила. Вероника не любила говорить о себе, держала дистанцию. Но на сцене преображалась. Это меня и подкупало. Настоящий артист живет на сцене, а в жизни — поигрывает.
«Вот, вот — именно поигрывает. Значит, она в Берлине…»
Не то чтобы ответ не понравился Кузьмину, он просто еще до конца не осознал его.
— И когда она вернется?
— Ты не понял. Речь идет о работе. Она могла уехать на год, пять лет, а то и насовсем.
— Насовсем?! Уехала насовсем?! В Германию?! — Вот теперь до него дошло. Теперь ему стали понятны слова штангиста об отъезде Вероники. Но только гастроли оказались здесь ни при чем.
Придя в себя, Сергей стал выколачивать из Оглоблина подробности. Таковых почти не оказалось. Адреса в Берлине, телефона, по которому можно было с ней связаться, Вероника не оставила.
— А ее друзья, Данила? У них точно есть ее координаты.
— Думаю, друзья предупреждены, и ты от них ничего не добьешься… Если у вас пошла такая игра…
— Даже не знаю… Откуда она к вам пришла?
— Не поверишь… из милиции. Это она мне сама сказала. Но у нее актерское образование.
— Интересно… Сокурсники?!
— Сокурсники не друзья… И где их искать?!
— А родители? — спросил Кузьмин. — Они-то должны знать, где она остановилась в Берлине!
— Родители… Они у нее в рамочке на стенке висят.
Услышав это, Сергей округлил глаза.
— Только не падай в обморок, приятель! — поспешил успокоить его Оглоблин. — Родители сами за границей. Уже два года. Оставили ей квартиру и укатили.
— Так она к ним поехала?
— Вот не знаю… Совсем не обязательно.
— Подожди… Значит, ты был у нее дома?! — Кузьмин сдвинул брови и раздул ноздри.
— Спокойно! На дне рождения! В компании!
— Смотри… — принял Сергей объяснение. — А соседи? Может быть, они что-нибудь знают? Где она жила?
— Соседи… Скажешь тоже… Вот что, есть одна зацепка.
Сергей встрепенулся, но Данила, сославшись на то, что надо подождать денек-другой, ничего ему говорить не стал. Еще Оглоблин пообещал Кузьмину порасспросить всех своих артистов, кто поддерживал более-менее тесные отношения с Вероникой. Это в первую очередь касалось Вероники второй.
— Найдем твою зазнобу, — пообещал он. — Я позвоню тебе… Слушай, а из «Монплезира» тебя наверняка поперли? Не может быть, чтобы не поперли.
— И еще как! Со скандалом…
— Отлично, отлично… В смысле, что ты сейчас безработный. А мне как раз нужен рабочий сцены. Правда, на маленькие деньги, но буквально на лето.
— Шутишь. Какой из меня рабочий сцены.
— Ну да, ну да… хочешь прогноз на ближайшее будущее? — опять неожиданно поменял тему Данила. — И можешь поверить мне — старому мистику. Я вижу, как ты едешь за своей Вероникой в Германию… На автобусе.
— Почему обязательно на автобусе? — удивился Сергей. — Впрочем, какая разница. Без точных координат…
— Координаты будут, — хитро улыбнулся Оглоблин. — Так, значит, не пойдешь ко мне рабочим сцены?
— Ей Богу, мне сейчас не до этого.
— Так денька через три максимум я тебе позвоню.
На том они и расстались — перерыв закончился.
С головой, наполненной туманом, Сергей вышел на улицу и, забыв о машине, пошел, сам не зная куда. Все было против него. Если бы он проявил настойчивость в поисках Вероники! Еще вчера она была в городе! Только поговорить — больше ничего. Но теперь он и этого лишен. Не лишен, а сам лишил себя!
