Она вздрогнула и прошептала:
— А какой смысл в моей жизни, если я никому не нужна? Ни друзьям, ни маме… Что делать, если миру я не нужна?
Я отодвинул волну волос, закрывающую ее лицо, и взглянул ей в глаза.
— Ты права, нужно искать другой мир.
Она ошеломленно захлопала ресницами, и я впервые увидел в ней страх. Не знаю, почему, но меня это обрадовало, ведь до этого мысли о собственной смерти были для нее привычным, обыденным делом.
— То есть… как это?
Я улыбнулся.
— Когда тебе плохо и ты думаешь, что ничто не может измениться, ты видишь только одну узенькую полосочку этого мира, темный и страшный коридор. Но стоит тебе посмотреть на это с другой стороны, как все меняется. Жизнь не плоская. И в ней тысячи, миллионы измерений. Если в одном чем-то тебе не везет или что-то не получается, в другом ты можешь стать единственной и суперуспешной, понимаешь? И найти тех, кому будет интересно то же, что и тебе. И, кроме того, через какое-то время то, что выглядит сейчас ужасным, может показаться даже смешным. Ты боялась прививок в детстве?
Она закивала.
— А сейчас?
— Нет. Но это другое…
— Поверь, многие наши страхи и несчастья спустя какое-то время кажутся незначительными. Вот и сейчас я прошу тебя хотя бы немного подождать. Жизнь или смерть — это твой выбор, но я прошу об одном: не спеши. Давай попробуем все исправить.
Маша горестно вздохнула.
— И у меня будут друзья?
— Да, я в это верю.
Тот взгляд, который она обратила ко мне, я не забуду никогда в жизни. Это была чистая, концентрированная, лучезарная надежда. Она верила мне. И в ту секунду я понял, что у меня нет права ни на малейшую ошибку.
— Спасибо вам, Кирилл Петрович…
Я подмигнул ей.
— Все будет хорошо. Мы подумаем, как быть.
— Хорошо. Я пойду…
Дверь за ней захлопнулась. И я еще долго бесцельно смотрел ей вслед, пытаясь сообразить, что мне делать с той крупицей информации, которая должна помочь мне спасти человека.
* * *
Интересно, если валяться на диване целый день — это мне в итоге надоест? Сегодня, в пятницу, меня отпустили домой пораньше, и я принялся за мучительную работу — разбирать и раскладывать по полочкам информацию в своей голове. Итак, что мы имеем? Девочка Маша, которая любит загадки и историю, не любит злые шутки и обсуждать мальчиков, и, кроме того, готова на бессмысленный эксперимент со своей жизнью. Если бы я не говорил с ней, не видел ее потухших глаз и не считал результаты ее тестов, и сам бы не поверил, что такое в принципе возможно в школьном возрасте. Девочка была явно не от мира сего. Наверное, при иных обстоятельствах ее попросту могли бы спровадить в психиатрическую лечебницу. Но это ее погубит. А такие люди должны появляться на Земле — если им помочь, правильно развить их, они вполне могут создать что-то гениальное. Но пока Маша была всего лишь обычным несчастным ребенком, которого не понимали в классе.
Я знал несколько способов, как адаптировать таких людей к общественной жизни. Обычно, в этом помогал спорт. Стоило такому человеку пойти играть в футбол или баскетбол, или даже в настольный теннис, как у него расширялся круг общения, появлялась какая-то бойкость и блеск в глазах. Однако в случае с Машей это не вариант — она как-то обмолвилась, что ходила на волейбол, но упала и сломала руку. С тех пор она не любит никакие игры. Я продолжал загибать в уме пальцы, перебирая известные мне способы борьбы со вселенской грустью. Музыка, рисование… Ах да, она не любит картины… Стихи… Хорошо, но литературного кружка у нас в школе нет. Какое-то общество… История… любит историю…
Я едва не уронил мобильник, лихорадочно выискивая нужный номер в телефонной книжке. Вот и он!
— Здорово, дружище!
— О-хо-хо, кого я слышу?! — Этот громогласный бас оглушил меня, как сто лет назад, на первом курсе, когда мы только познакомились. — Кирюха, ты ли это?
Да, мой старинный университетский приятель Михей практически не изменился и я, признаться, был этому рад.
— Ну, телефон у меня никто не похищал… И это, соответственно, я!
Несколько минут мы обменивались новостями, но потом я задал свой самый странный вопрос за все время нашего знакомства:
— Михей, а у нас тут поблизости, случайно, не проводят ли какой фэст?
Крайнюю степень удивления ознаменовала длинная пауза в трубке.
— Не понял. А тебе зачем?
— Хочу эксперимент провести.
— Выпить на халяву, что ли?! — он загрохотал, обрадовавшись собственной шутке. — Так это и без фэста организовать можно! Ты в городе?
— У себя. Вернулся назад. Дома теперь живу… — я замялся, не решаясь признаться в том, что пошел работать в место, которого боялся, как огня. — В общем, есть фэст или нет?
Я представил, как сейчас Михей чешет макушку, припоминая почти уничтоженную литрами пива информацию.
— Ну, не то чтобы фэст… Тут собирается небольшая тусовка у нас на полигоне, недалеко. Правда, делать там нечего сейчас — просто развлекалово для зевак, да и холодно… Вот если бы ты в июне позвонил, тогда да, а тут — далеко не тот уровень…
Он тяжело вздохнул, будто извиняясь за несовершенство интересующего меня фестиваля.
— Мих, мне, вообще-то, параллельно, насколько там все круто. Мне человека спасать надо.
Я кратко пересказал ему историю Маши и он надолго погрузился в размышления. Переварив новые сведения, Михей крякнул, шумно прочистив горло, и прогремел:
— Ну, у нас, конечно, и малолеток полно. Но ты уверен, что ей понравится?
— Нет. Но это пока единственная идея, кроме того, что ее можно сдать в больницу… «для опытов»…
— И вот чего им не хватает-то, а? Ведь дети совсем! Откуда они этой гадости набираются?!
Риторические вопросы.
— Это мы сейчас такие умные. А в школе нет оттенков. В школе все черно-белое. И если у тебя не белое, то значит — черное. Ладно, Мих, до связи! Я позвоню позже, объяснишь, как туда доехать.
Я отключил телефон, скрестив пальцы, как в детстве, когда хотел, чтобы все получилось.
* * *
— Нет, ну все-таки, Кирилл Петрович, куда мы едем?
— Маш, тебе что, никогда не устраивали сюрпризов? Как я могу рассказать, если это сюрприз?
Она закусила нижнюю губу и посмотрела на меня, заинтересованно прищурив глаза. Мы стояли около автостанции, ожидая, пока ее мама купит воды в дорогу. Я потратил два дня, чтобы уболтать Ольгу Геннадьевну ехать на полигон — она триста раз переспросила, нет ли другого, более мирного способа помочь Маше, и долго не решалась взять выходной на субботу. Но других идей у меня все равно пока не было, так что скрепя сердце она согласилась попробовать.
