Да ну ее, Жанку! Аппетита она мне не испортит!
Я неслась к магазину, повизгивая от нетерпения, на что прохожие реагировали довольно нервно. Чудаки, это я еще не в голосе, ослабела от голода. Вконец распоясавшийся от безнаказанности и моей покорности аппетит уселся мне на шею и завыл «По долинам и по взгорьям шла дивизия вперед». Так что, несмотря на обычную для конца ноября слякоть и скользоту, доскакала до ближайшего супермаркета я довольно быстро, причем даже ухитрилась не угваздаться по самую холку.
Всю последнюю неделю я старалась обходить это место стороной, моим приоритетом на протяжении диеты был магазинчик «Здоровое питание», расположенный недалеко от редакции газеты, для которой я сейчас готовила материал. Из-за чего, кстати, у нас с Лешкой разгорелась нешуточная война. Он настаивает на моем окончательном и бесповоротном переселении в Москву. На его стороне тяжелая артиллерия в лице Кузнечика и ее родителей. После того, что нам пришлось пережить вместе, малышка прикипела ко мне всей душой. Да и я, если честно, тоже. Алина атакует меня ежедневными звонками, предлагая различные варианты с работой, один заманчивее другого. Артур шлет через Интернет фото домов, где они присмотрели для меня подходящее жилье. Кстати, к Артуру, единственному из жертв Кармановой, память так и не вернулась. Михаил действительно старался исправить зло, сотворенное его женой, неважно, что было тому причиной – угрызения совести или страх перед генералом Левандовским. Я лично склоняюсь ко второму, но кто знает? В общем, после курса лечения в клинике Карманова память восстановилась и у Нины, бывшей Марины, кухарки, которую Жанна просто выкрала из Питера. Господи, сколько же горя принесла эта неясыть людям! Когда я увидела мужа и детей Нины, приехавших забрать ее из клиники домой, я чуть не разревелась: вся боль, весь ужас, пережитый этими людьми за долгие месяцы разлуки, оставили свой след в их глазах, и хотя сейчас они были радостно-возбужденными, сияли от счастья, но эта боль никуда не ушла, она останется с ними навсегда. А вот у Артура дела шли неважнецки. Удивительно, но память и навыки музыканта вернулись к нему очень быстро, он снова занял свою исполнительскую нишу, но вспомнить свою жизнь до эксперимента Жанны Кармановой не смог. Конечно, Михаил не прекращал поиски средства, способного помочь Артуру, генерал не оставлял его в покое, но пока все оставалось по-прежнему. Алину Артур снова полюбил и в новой жизни, будучи Павлом, хоть с этим проблем не было. Дочку же и родителей он так и не вспомнил и теперь строил отношения с ними заново. С Ингой проблем не было: Кузнечик любого привяжет к себе в считаные минуты. С отцом и матерью оказалось сложнее, Артур очень хорошо к ним относился, был благодарен за помощь, но… не мог назвать их «мама» и «папа». Вернее, он старался, но, забывшись, опять обращался по имени-отчеству. Мне было очень жалко Ирину Ильиничну и Сергея Львовича – вроде нашли сына, а вроде и нет. Ирина Ильинична совсем извелась, а генерал Левандовский с еще большим ожесточением искал виновницу бед его семьи по всему свету. Но Жанна словно в воду канула.
В общем, Майоров и компания с редкостным упорством тянули меня в Москву, а я упиралась. Не могу сказать, чтобы я вовсе не хотела туда перебираться, просто не хватало решимости уехать. Это ведь мой город, я здесь родилась и выросла, здесь могилы моих родных, здесь треть населения – мои друзья и знакомые, здесь Таньский, наконец! Хотя что касается Таньского, то моя любимая подруга, услышав, что Лешка хочет забрать меня в Москву, стала уговаривать меня на переезд. Она танком наезжала на мои аргументы и плющила их в блинчик, обзывала меня разными нехорошими словами, из которых воспроизвести можно только «дура ненормальная», а остальное – «…», «…», «…» и т. д. Но глубоко-глубоко, на самом дне серых глаз Таньского затаились тоска и грусть. Она думала, я не замечу! Да мы знаем друг друга с первого класса, уже целых… В общем, долго. И она надеется что-то скрыть от меня, дурында! Короче, никуда я пока не поеду, а дальше – посмотрим. Лешка все равно без конца на гастролях, а когда возвращается, я его уже жду.
Но сейчас он уехал, а я, чтобы не выть от тоски, работаю, как и раньше, журналистом на вольных хлебах. Снова приходится иметь дело с любезной Людмилой Петровной, она же Людочка, зам. главного редактора нашей областной газеты. Хорошо, хоть Людочка не знает о моем непосредственном участии в скандале с четой Кармановых, эхо которого до сих пор сотрясает наш город. Иначе давно распяла бы меня на стене своего кабинета и изрешетила дротиками любопытства.
А возле редакции этой самой газеты и находится магазин «Здоровое питание», постоянным клиентом которого я являлась последние семь дней и благодаря изысканному ассортименту которого стала желудочно неудовлетворенным кадавром, а не интеллигентной, полной чувства собственного достоинства дамой. Но теперь – все! Я вернулась к тебе, о мой супермаркет!
Счастливая, я с наслаждением толкала перед собой тележку, в которой уже практически не осталось свободного места, все было забито разной вкуснятиной, а сверху громоздилась коробка с тортом. Таньскому я брякнула с мобильного, и она уже с космической скоростью, в нашем городе равной скорости троллейбуса, двигалась в сторону моего дома. Мы решили помянуть безвременно покинувшую меня диету.
На моем пути в сторону кассы обнаружился прилавок с копченостями, и я решила прикупить еще и колбаски. На витрине сверху лежала уже взвешенная и упакованная продукция. Перебирая куски колбасы, я искала нужный сорт, как вдруг… Машинально взяв в руки пакет с копчеными ребрышками, обратила внимание на то, что они какие-то уж очень, как бы это правильно сформулировать?.. Худые, что ли. Обычно ребрышки – это аппетитные мясистые штучки, да еще и с сальцем. Но эти! По-моему, хрюшки, чьи бренные останки я держала в руках, скончались от истощения. Жалкие косточки были едва обтянуты пленкой даже не мяса, а жил. Кошмар какой-то, интересно, как сия продукция называется? Их нужно назвать: «Кости. Копченые. Оно вам надо?» Я перевернула пакет в поисках этикетки и, взвизгнув, выронила его из рук. Дремавшая за прилавком продавщица от моего визга вмиг проснулась и судорожно ухватилась за колбасный нож устрашающих размеров. Не обнаружив никого, кроме меня, она обрушилась на меня со всей силой пролетарского гнева:
– И чего вы так орете, женщина, совсем с ума сошли, что ли?
– Э-э-э-т-т-т-о-о-о что? – проблеяла я, указывая пальцем на валяющийся пакет с ребрами.
– Где? – продавщица навалилась на витрину, стараясь разглядеть, что там у меня под ногами. Витрина жалобно пискнула, вслед за ней испуганно пискнула я, поскольку мадам увидела наконец валяющийся на полу товар, который она сама недавно заботливо упаковала. Личико стало пунцовым, глазки почти выкатились из орбит, размахивая ножом, она заверещала:
