варианты? — отстранено ответил он.
Милана задумалась:
— Больше года не дают, — поделилась она.
Энтони хмыкнул и поджег плотно закрученный кончик. Струйка мутного дыма потянулась наверх, к потолку. «Маловато», — уколола обидная мысль. Но меньше всего ему хотелось обсуждать свою личную жизнь с Миланой. Он вдруг подумал, что в его окружении нет человека, с которым можно её обсудить.
Стук в дверь повторился. И, по велению Энтони, Милана открыла замок. Во всю ширину дверного проема красовалась фигура Джексона.
— Босс, здесь Трубач, — доложился охранник.
Милана, поняв, что пора уходить, вильнула обтянутым задом и с опаской посмотрела на Джексона. Он отошел, пропуская её, без всякого интереса. Иногда Тони думал, что вместо мозгов у него в голове микросхемы. Из всех удовольствий его бесчувственный сторож признавал лишь возможность поесть. Немудрено! Прокормить такое тело — задача не из легких. И потому Джексон все время жевал. А если поблизости не было пищи, то он отжимался, считая в уме.
Когда стук каблучков в коридоре затих, на пороге возник его антипод, поджарый ловкач в длиннополом плаще. Джексон впустил бедолагу и, войдя, неподвижно застыл у него за спиной.
— Эй, бро! Как жизнь? — в своей привычной манере поприветствовал Патрик.
Он выглядел, как манекен, сошедший с витрины Армани. Безукоризненно дорого и в то же время небрежно! Свободные брюки умело измяты, на широком запястье сверкают часы. Тони знал, что в попытках прикинуться «альфа самцом», Патрик тратил все деньги. Словно чуял, что времени мало, и спешил насладиться сполна этим статусом. Он играл, делал ставки по крупному, пару раз чуть не кончил себя передозом. С ним никто не желал иметь дело! Только Энтони, на правах филантропа. Он отмазал его от тюремного срока, обеспечил жильем, взял в команду. И всё потому, что их дружба брала свои корни из детства. Оттуда, где «престиж» и «социальный статус» ещё не имеют значения. А для того, чтобы дружить, достаточно знать имена футболистов.
Патрицио долго шатался по свету, разжился врагами и задолжал всему городу. Когда Тони увидел приятеля в переходе, на нем были джинсы нонейм и кроссовки с оторванной пяткой. Он играл на трубе, собирая монеты в футляр. И приходовал всякую шушеру. А сейчас на его выступления собиралась элита! И элитные шлюхи вставали в удобную позу, лишь бы только доставить ему удовольствие.
Только Энтони знал всю его подноготную! Наблюдал, как случайные деньги меняют людей. Патрицио быстро привык, но в какой-то момент чувство меры ему изменило. И он стал промышлять наркотой «мимо кассы». Денег было не жаль! Тони мог обеспечить приятелю сытую жизнь. Было очень обидно, что некто, кого ты считал своим другом, решил напоследок тебя наебать.
— Телка что надо! — одобрительно бросил Патрик. Он покачнулся, измяв носки длинных туфель.
Энтони встал, неспешно приблизился к бару, где в стеклянном купе, демонстрируя знаки отличия, хранилось отборное пойло. Он застыл, изучая запасы. И, открыв дверцу, вынул одну из бутылок. Благородный напиток горчил.
Он плеснул по глотку в два стакана и вручил один Патрику.
— Угощайся! — Тони весело подмигнул, намекая, что его бескорыстный призыв касается не только спиртного. — Сосёт так, что башню сносит! — поделился он, кивая в сторону двери, где пару минут назад растворилась фигурка Миланы.
Патрик обернулся. Глаза его загорелись. Наблюдая такую реакцию, Тони грешным делом подумал вернуть её. Пусть покажет свой навык! Ведь даже узников накануне смертельной казни принято кормить до отвала. Но только перед смертью не надышишься. И стоит ли пользовать ротик Миланы в угоду тому, чьи часы сочтены?
— Я вчера «снимал пробу» у Нэнси. Двое новых девчонок, самый сок! — вдохновенно поведал приятель.
И Тони, поддавшись слепой ностальгии, вдруг вспомнил, как они, на пару с Патрицио, колесили по городу в поисках приключений. Шальная мысль дать парню отсрочку, забыть обо всём, в угоду их общему прошлому, появилась и быстро исчезла.
«Все в жизни кончается», — думал Энтони, — «И дружба, и деньги, и даже доверие».
Он приобнял его свободной рукой, вскинул свой недопитый стакан, призывая «чокнуться». И Патрицио охотно приблизил к нему свою сосуд.
— Как семейная жизнь? — усмехнулся, глотнув.
Тони медлил с ответом, прогоняя возникшее раздражение. Вспоминать о Кэтрин сейчас было очень некстати. Казалось, что крах прошлой ночи довлеет над ним. Словно эта девчонка вынуждала его сомневаться в своем превосходстве.
— Не вижу разницы, — Тони пожал плечами, — Ну, разве что дома тебя ждёт ещё одна мокрая киска.
Они рассмеялись, и Патрик вздохнул:
— Когда я жил с Лайлой, то понял в чём разница. Типа, душевная близость! Меня реально пробило в тот раз, думал, женюсь, — он замолчал, одним глотком опустошил свой стакан.
— А где она сейчас? — участливо поинтересовался Энтони.
Он смутно помнил девушку с волосами цвета соломы. Она появилась и канула в лету, как сотни других до неё. У милашки не было шансов стать женой миллионера.
«А может и к лучшему», — про себя усмехнулся Энтони. Ведь тогда ей пришлось бы его… хоронить.
— Замужем за каким-то задротом, детей от него родила, — хмыкнул Патрик. Было видно, что этот короткий роман будоражит его до сих пор.
— Забери, — предложил Энтони.
Патрицио взъерошил волосы. Вероятно, эта мысль не раз посещала его самого.
— Да ну, блядь! — сказал он в сердцах.
«Пора», — неохотно подумал Энтони. Он сделал жест, и фигура охранника, как оживший мираж, отделилась от тёмной стены. В два шага он оказался рядом, и встал позади, ожидая дальнейших инструкций. Патрицио, все еще пребывая во власти любовной тоски, не заметил случившейся перемены.
— Хочешь оставить записку? — спросил его Энтони.
Патрик взглянул на него настороженно. Он нахмурил высокий лоб. Кадык на его крепкой шее судорожно дернулся.
— Напиши, что любил её. Девушкам это нравится. Она будет вечно тебя оплакивать, — подытожил Энтони. Он уже не смотрел на него, понимая, как незначительна грань между долгом и чувством вины. Зная, что дать слабину означает утратить контроль. Что чувства — всего лишь обманка!
Патрицио между тем, осознав, наконец, что запахло жареным, принялся вымаливать отсрочку. Как делал тысячу раз! И столько же раз Тони шёл у него на поводу, позволяя себя одурачить.
— Ты что? Братишка! Я же… Я верну! Если ты про Фила, то это мой косяк! Но я исправлю, слышишь? Клянусь тебе, что этого больше не повторится! — его голос утратил уверенность и теперь то и дело срывался.
Энтони выудил из кармана ещё одну папиросу. Он отвернулся к столу и раскурил её, глядя на два опустевших стакана.
— Тони! Тони, мы же друзья! Мы же…, — раздался глухой удар.
Он закрыл
