Гарри удивленно заморгал глазами:
— Прекрасная идея. Весьма польщен вашим доверием.
— В моем словаре нет слова «доверие»! — отрезала Мэл, понуро опустив голову.
Гарри пристально посмотрел на нее, но она поняла, что слишком разоткровенничалась, и тут же улыбнулась. Он подозвал официантку, что-то сказал ей тихо и повернулся к собеседнице.
— Знаете что? Полагаю, что слово «детектив» не очень-то подходит для людей, которые согласились разделить общую трапезу, не так ли? Кроме того, мне очень не хочется, чтобы у вас создалось впечатление, что я продолжаю выполнять свои непосредственные профессиональные обязанности. Почему бы вам не звать меня просто Гарри?
Официантка тем временем налила им шампанское, и он сразу же пригубил охлажденный напиток. Мэл одобрительно кивнула:
— Похоже, что вы действительно хорошо знаете это вино.
— Да, но это между прочим.
— Хм, вы умрете от чего угодно, детектив, но только не от скромности.
— Боюсь, вы неправильно меня поняли, мадам. Я имел в виду только то, в чем я неплохо разбираюсь. И к тому же я Гарри, а не детектив, не забывайте об этом.
Она посмотрела на него и задумалась.
— Не уверена, что смогу называть вас просто Гарри. К тому же в этом нет никакой необходимости, так как это наш первый и последний «кулинарный опыт», как вы элегантно выразились, приглашая меня на ужин.
— Мне не очень приятно думать, что это наша последняя встреча, миссис Мэлоун.
— Миссис Мэлоун? — удивилась она.
— А вы предпочитаете, чтобы я обращался к вам «мадам»? — Мэл засмеялась:
— Никогда бы не подумала, что у полицейских принято дразнить малознакомых людей.
— У нас это не принято, мадам, но вы так и не предложили мне называть вас просто Мэллори.
Она подняла бокал:
— За вас, Харальд Прескотт Джордан Третий, наследник весьма обеспеченного и древнего рода славных адвокатов. — Она пристально посмотрела на него, и в ее глазах засверкали озорные огоньки. — Сын одного из величайших адвокатов своего времени, непревзойденного мастера судебных разбирательств, которому удавалось спасти от петли даже самых закоренелых преступников. Причем даже тогда, когда он сам был уверен в виновности своего подопечного. А по искусству составления апелляций ему вообще не было равных в судебной практике.
Гарри застонал и замахал руками.
— О нет, миссис Мэлоун, давайте не будет затрагивать наши семейные секреты.
Мэл хитро прищурилась и даже слегка подмигнула ему.
— Почему же? Ведь вы, Гарри Третий, стали продолжателем семейной традиции, разве не так? Сначала вы получили общенациональную академическую стипендию за отличную учебу в школе, потом стали знаменитым футболистом Мичигана, добились в спорте немалых успехов и вдруг бросили футбол и поступили на юридический факультет, где тоже проявили себя весьма строптивым студентом. — Она с любопытством посмотрела на него. — Почему, Гарри? Что с вами тогда случилось?
Гарри пожал плечами и пригубил немного шампанского.
— Вы хотите сказать, что упустили этот забавный факт из моей биографии?
— Даже я не могу знать всю подноготную совершенно постороннего для меня человека. И уж тем более его потайные мысли и планы. Однако могу высказать предположение, что на этом настоял ваш отец, не так ли? Гарри кивнул:
— Да, он опасался, что после его смерти мои дела могут пойти не так блестяще. Ведь он женился в сорок с лишним лет, а когда я поступил в колледж, ему было уже за шестьдесят. Именно поэтому он предложил мне своеобразную сделку, от которой я просто не мог отказаться. «Я старею, сынок, — сказал он мне однажды. — В моем возрасте никогда не знаешь, что может случиться завтра. А у тебя еще есть мать, о которой нужно заботиться. Поэтому я хочу быть уверен, что моя адвокатская фирма окажется в надежных руках и что она никогда не станет объектом посягательства многочисленных конкурентов».
Гарри сделал паузу и улыбнулся.
— Отец имел в виду своих партнеров, почему-то думая, что они изо всех сил стараются занять его место. Впрочем, в какой-то степени он, безусловно, был прав. Кстати сказать, это отец надоумил меня бросить бесполезный, как он считал, футбол и поступить на юридический факультет. «Ты только не думай, что у меня нет оснований гордиться тобой, — сказал он мне тогда. — Какой отец не гордился бы сыном, который забивает столько голов в матчах с „Нотр-Дам“? Ты бы видел, как я прыгал от радости после каждого твоего гола. Но спорт — это хорошо, а мне уже стоит подумать о преемнике. Время берет свое, сынок. Я старею и хочу передать тебе дело своей жизни. Так что подумай обо мне, о себе, а самое главное — о матери. Она заслужила, чтобы о ней было кому позаботиться на старости лет».
— Итак, вы оказались хорошим мальчиком и поступили в Гарвард, чтобы продолжить дело отца, — закончила его мысль Мэллори. — И чуть было не вылетели на первом курсе. Вероятно, вы хотели вернуться к отцу?
Гарри изумленно вытаращил на нее глаза:
— Мэлоун, у нас что, отменили право человека на личную жизнь?
— Ну что вы, только этого нам недоставало! — замахала руками Мэл. — Конечно же, нет. Но это не относится к людям общественных профессий. Такие люди всегда должны быть на виду, и у них не может быть никаких секретов. Тем более что все эти сведения содержатся в вашем досье и добыты вполне официально. Итак, на старших курсах вы больше времени тратили на симпатичных девушек, чем на работу в библиотеке, успели разбить за это время две машины, часами просиживали в барах и ресторанах и в конце концов так запустили учебу, что вас чуть было не исключили из университета.
Гарри поднял в отчаянии руки и недовольно поморщился.
— Знаете, мадам, не надо добивать меня на первом же свидании и укорять ошибками молодости. Или вы получаете от этого какое-то садистское удовольствие?
Теперь в ее глазах появилось нечто большее, чем просто любопытство. Это было какое-то странное выражение теплой симпатии и сочувствия. Такое случалось с ней крайне редко и, как правило, во время телешоу, когда поверженный ею противник молит о пощаде и почти падает перед ней на колени.
— Ну хорошо, Гарри, — наконец смилостивилась она, — вы можете быть со мной предельно откровенным. Обещаю, что все подробности нашего разговора останутся между нами, — добавила она мягко.
— Да, я действительно хотел все бросить и вернуться к карьере профессионального футболиста. Думал, в этом деле я смогу добиться наибольшего успеха. Однако потом оказалось, что время уже ушло, а на футбольном поле появились новые люди — молодые, сильные, перспективные, настырные. Словом, они были намного лучше меня. Отец сказал, что он сожалеет о моем решении, но не стал противиться, считая, что я сам должен отвечать за свои поступки.
