– Да, спасибо, – ответил он чуть хрипловатым голосом.
– Тогда закрой глаза. – Она окунула ковшик в воду.
Гарет повиновался и подался вперед, чтобы вода не капала на пол. А Софи медленно лила на него воду, наблюдая, как струйки бегут по его щекам. Потом она пришлет слугу, чтобы побрил его. А может, сделает это сама.
Намылив руки, Софи запустила пальцы в густые светлые волосы и принялась за дело, наслаждаясь каждым прикосновением к Гарету и постепенно забывая о том, сколько мучений он причинил ей за последние несколько дней. Она неторопливо промывала каждую прядь, время от времени намыливая руки.
Ворчливый голос внезапно вернул ее к действительности.
– Однажды ты меня уже мыла. Я помню. Только в тот раз все было по-другому. Ты сидела в ванне вместе со мной.
Софи густо покраснела. Тогда она мыла голову ему, а он – ей. А потом забралась ему на колени, он тут же вошел в нее, и они долго и сладостно любили друг друга, не размыкая объятий, – любили до тех пор, пока вода совсем не остыла. После чего они вытерлись полотенцами и вернулись в постель, где Гарет снова овладел ею.
– Да, помню, – сказала Софи, почти теряя сознание. «А что, если он сейчас попросит меня раздеться и залезть в ванну?» – подумала она.
Софи боялась этого – и все же была разочарована, когда Гарет промолчал.
Она тут же рассердилась на себя за это разочарование. Вероятно, священники не преувеличивали, заявляя, что плоть слаба. Она поклялась не предаваться плотским мыслям о Гарете, но никак не могла остановить себя. Что ж, ведь она любила его почти всю жизнь. Даже девчонкой-подростком она мечтала о том, чтобы раздеть его и ласкать… Этот мужчина лишил ее девственности, когда она вышла за него в восемнадцать лет. С ним она спала каждую ночь, пока он не ушел на войну. А потом именно он населял ее мечты… пока Тристан не стал ее мужем.
Наконец, наклонив голову Гарета, Софи в последний раз промыла его волосы. Все, больше она не должна здесь оставаться. Ей нужно немедленно уйти… и нужно изо всех сил бороться с эротическими воспоминаниями.
– А сейчас я оставлю тебя, Гарет, чтобы ты мог…
– Нет! – вырвалось у него. – Пожалуйста, останься со мной, – добавил он, немного помолчав.
Софи кивнула:
– Ладно, хорошо. – И протянула ему мыло. Его пальцы чуть дольше, чем следовало, задержались на ее ладони, и она невольно задрожала.
Пока Гарет мылся, Софи постаралась найти себе дело – сложила полотенца и пододвинула их поближе к нему, чтобы он сразу завернулся в них, когда выйдет из ванны. Затем, порывшись в гардеробе, она нашла зеленый шелковый халат, который никогда не видела на Тристане, и положила его рядом с полотенцами. После чего снова отвернулась, чтобы разгладить складку на кружевной скатерти маленького столика.
Когда же она наконец передвинула часы на каминной доске, послышался плеск воды, – очевидно, Гарет вышел из ванны.
Софи вновь принялась переставлять часы, то и дело отступая на шаг-другой, чтобы оценить очередную перестановку и найти для часов идеальное место. Ее чувства сейчас были настолько обострены, что она знала каждое движение Гарета. Сначала он энергично вытирался… Потом надолго затих, очевидно, оценивая халат, который, вероятно, находил слишком женственным. В конце концов он все же потянулся к халату.
Софи все еще переставляла часы, когда его большие руки опустились ей на плечи. Она вздрогнула и уставилась на циферблат.
Ох, какие теплые у него ладони! Казалось, их жар распространялся по всему ее телу.
А сейчас уже четверть четвертого…
– Софи…
Она медленно повернулась, дрожа как осиновый листок. А он обнял ее, и Софи тут же прижалась щекой к его широкой груди, наслаждаясь этими объятиями.
– Я так скучала по тебе, так тосковала, – прошептала она.
Несколько долгих минут он крепко обнимал ее. Потом чуть отстранился и, взяв ее лицо в ладони, заглянул ей в глаза. И теперь во взгляде его был вопрос.
Она смотрела на него как зачарованная. И виновато улыбнулась, когда он коснулся губами ее губ.
Ах, его поцелуй был страстным, отчаянным… и одновременно нежным. И он так отличался от поцелуев Тристана…
Софи, задыхаясь, вырвалась. Затем попятилась и, покачав головой, пробормотала:
– Нет, не могу. Не могу это сделать…
Резко развернувшись, она сбежала.
– Тут вряд ли можно найти юридический прецедент. – Устало вздохнув, Гриффитс помассировал виски пальцами и добавил: – Особенно в делах, касающихся аристократии.
Поверенный сидел напротив Тристана в темном углу таверны «Толнат». Они встретились на окраине города, поскольку Тристан не желал показываться на людях с синяками на лице. Не было никакого смысла подогревать скандал! И без того весь Лондон обсуждал возвращение Гарета, и дорога, пролегавшая мимо дома герцога, была буквально запружена каретами, колясками и прочими экипажами, пассажиры которых, вне всякого сомнения, надеялись увидеть так долго пропадавшего героя войны. Не хватало еще, чтобы все узнали, что Гарет пытался убить его, Тристана, обнаружив в постели с Софи.
Гриффитс уставился на клиента своими круглыми светло-карими глазами. Лицо его было почти детским – никаких признаков щетины, хотя ему, как говорили, было уже тридцать пять лет. Однако знакомые Тристана утверждали, что этот человек был весьма амбициозен и даже агрессивен, когда речь шла о защите интересов клиента.
– Ваш брак с герцогиней признан церковью, но после возвращения ее первого мужа… Увы, согласно законам королевства, он должен аннулироваться.
Но Тристан был убежден, что какие-то шансы у него все же имелись. Существуй прецедент, у него действительно не оставалось бы надежд. Но если подобная ситуация никогда не случалась в аристократической среде, значит, была небольшая возможность выиграть процесс.
Тристан повертел в пальцах оловянную кружку с элем и проговорил:
– Мы постараемся создать прецедент.
– Да, можно, конечно, попытаться, – согласился Гриффитс. Он в задумчивости барабанил пальцами по столу. – Известно, что его светлость уже подал иск в консисторский суд с требованием аннулировать ваш брак. Причем это суд графства и он обязательно станет доказывать законность брака его светлости. Поэтому следующий шаг герцогини – подать ответный иск с просьбой о разводе с герцогом. Женщины редко выигрывают подобные дела, но это наша единственная надежда. Но есть ли хоть какое-то основание, кроме долгого отсутствия мужа, на котором она может построить свои доводы?
