Он провел рукой вдоль ее тела, не пытаясь даже снять с нее одежду. Его прикосновение заставило Каприс задрожать.
— Тебе не нужно этого, чтобы заставить меня слушаться. Я хочу быть с тобой, работать с тобой. — Она встряхнула головой, оставляя на подушке последние шпильки, так что ее волосы свободно рассыпались. — Я не говорила такого ни одному мужчине.
Куин всмотрелся в ее ясные глаза, читая в них правду. Он глубоко вздохнул от облегчения.
— Я надеялся на это.
Она чуть заметно улыбнулась.
— Я рада, что тебе не все равно. — Слова были простыми, чувства — сложными. Она дотронулась до верхней пуговицы на его рубашке. — Мне и правда пора на собеседование. Но если ты намерен провести весь день в постели…
Теперь наступила его очередь качать головой.
— Дай мне сначала сделать несколько звонков.
Он ждал ее реакции.
— Ну, за это тебе придется заплатить.
— Называй цену.
— Ленч. В каком-нибудь дорогом ресторане. До смерти хочется бифштекса. А может, и омара.
Он усмехнулся, по-цыгански сверкнув глазами.
— Если повезет, можно будет отпраздновать.
— Сначала дождусь результатов.
Она быстро его поцеловала, а потом выскользнула из-под его ноги и слезла с кровати.
Куин наблюдал за тем, как она расправляет смявшийся костюм, восхищаясь и ее телом, и умом. Его интриговали все повороты и изгибы ее непростого характера. Она постоянно держала его в напряжении: приходилось предвидеть все ее поступки и пытаться добиться перевеса в свою пользу.
— Интересно, кого ты можешь здесь знать, — ты же говорил мне, что первый раз в Хьюстоне, — рассеянно проговорила Каприс, подходя к потускневшему зеркалу, чтобы уложить волосы. Они растрепались — как всегда!
Куин напрягся, но мгновенно сообразил, что Каприс даже не подозревает, какую дверь только что приоткрыла, — дверь, за которой было больше лжи, чем правды.
— Здесь базируется несколько крупных корпораций. Кое с кем из их руководителей я знаком.
Он встал с постели, не отрывая взгляда от бессознательно-чувственных движений, которыми она поправляла прическу и макияж. Женщины не представляли для него тайны — не считая удовлетворения потребностей их тела и своего собственного, он обычно не интересовался тем, что еще они делают. До Каприс. Все, что делала и о чем думала она, представляло для него ценность. Ему хотелось наблюдать за ней, даже когда она просто спала. Ему хотелось знать ее мысли — даже самые простые, касающиеся обыденных вещей.
Каприс улыбнулась его отражению в тусклом зеркале, а потом повернулась к нему:
— Ты пытаешься сказать мне, что у тебя есть вес в обществе?
Он пожал плечами:
— Некоторый. В данном случае — именно такой, какой нужен.
— Это похоже на отговорку. — Она чуть нахмурилась, вдруг осознав, что хотя они очень подробно и много говорили о ее жизни, про Куина того же сказать было нельзя. Она не расспрашивала его, после того, как он рассказал ей о своей семье — и это несмотря на то, что она все время об этом думала. Однако всякий раз ей что-нибудь мешало, и ее вопросы оставались незаданными. — Как может человек, разгадывающий загадки, иметь влияние такого рода?
— Ты же знаешь, что до этого я занимался другими вещами.
Она пыталась не думать о тех намеках, которые получила относительно той прошлой жизни.
— И именно тогда ты и приобрел вес?
В течение своей жизни ему не раз приходилось лгать — по самым разным причинам, не моргнув и глазом, и даже людям, которые имели на него некие права. Но он не мог делать то же, глядя в глаза Каприс. У него обнаружилась слабость — тогда, когда он был уверен, что избавился абсолютно от всех! Повернувшись, он направился к двери.
— Можно сказать и так.
Хмурясь все сильнее. Каприс пошла следом.
— О чем ты не хочешь мне говорить? — спросила она, когда он потянулся к телефону, стоявшему в гостиной на журнальном столике.
Куин отгораживался от нее, замыкался — и это оказалось неожиданно больно.
Куин быстро оглянулся на нее через плечо, сознавая, что старается как можно сильнее оттянуть момент частичной откровенности. Ему удавалось уйти почти от всех ее вопросов, но он сознавал, что такое будет возможно очень недолго. Однажды ей придется узнать всю правду. Отвернувшись от Каприс и стоящих в ее глазах вопросов, он вытащил из внутреннего кармана записную книжку. Ее страницы были заполнены с помощью его личного шифра, который недружелюбному постороннему пришлось бы разбирать очень долго и мучительно. Еще одна старая привычка, оказавшаяся полезной в этой его жизни!
— Ты тоже не рассказала мне о своем прошлом во всех подробностях, — напомнил он ей, пока искал нужный телефон.
— Я рассказала все самое важное! — возразила она, удивленная таким замечанием.
Каприс села, наблюдая за тем, как Куин разговаривает по телефону. С помощью нескольких слов, чуть изменив обороты речи и интонации, он вдруг превратился в незнакомца. Он говорил решительно, почти резко, перечисляя ее данные и недвусмысленно давая понять, что он ее рекомендует. Потом он слушал, явно не соглашаясь с тем, что ему говорили. Молчание — то, что ему удавалось особенно хорошо. Потом его собеседник сдался. Куин повесил трубку, коротко поблагодарив его, записал полученную информацию, а потом обернулся к Каприс, держа в руке листок бумаги с ее ближайшим будущим.
Каприс не понравилось его молчание. Почему-то оно заставило ее вспомнить об опасности, о вещах, которые лучше не знать.
— Ты говорил так, словно знаком со мной целую вечность, — сказала она в конце концов, испытывая потребность восстановить связь с повседневностью.
Не меняя выражения лица, Куин пристально наблюдал за нею.
— А ты бы предпочла, чтобы я сказал, что ты моя любовница?
Он убрал записную книжку в карман, продолжая неотрывно смотреть на Каприс, Он прочел в ее изумрудных глазах любопытство — но страха не было, по крайней мере пока. Он невольно напрягся, сознавая, что его ждет. В таком еще недавнем прошлом он смог бы пережить расставание, сожаление о том, что между ними было. Ночь и день. Холод после тепла. Клетка после свободы. Все это имело силу благодаря самому факту своего существования, позволявшему отграничивать одно от другого. Если ее с ним не будет, его мир станет темной холодной клеткой.
— Ты знаешь, что нет. Не потому, что я стыжусь наших отношений, а просто, что их превратно истолковали бы.
Он наклонил голову, продолжая наблюдать — и ждать.
Теперь Каприс поняла, что это было за молчание. Оно обозначало некий решающий момент. Ей надо сделать выбор: удовлетворить свое любопытство или отступить, Вот только невозможно было предсказать, какой вариант окажется менее тяжелым.
