Прозвучал сигнал занять свои места за изысканно украшенными банкетными столами, по восемь человек за каждым. Согласно подсчетам Дженнер, столов было пятьдесят, и, значит, присутствовали четыреста приглашенных. Размещенный на балконе оркестр начал тихо наигрывать, создавая приятный фон, но не мешая беседам гостей.
Пока Дженнер усаживалась, придерживая облегающий подол длинного черного платья, чтобы не зацепиться пяткой и не грохнуться лицом об стол, она вспомнила свой первый благотворительный обед почти семь лет назад. Тогда она прилагала массу усилий, чтобы влиться в общество и завести знакомства, однако ощущала себя крайне неуютно и абсолютно не в своей тарелке. Никто на нее не фыркал, но никто не проявил радушия.
За обедом она оказалась сидящей за столом с семью незнакомцами, а устрашающее количество серебряной и стеклянной посуды ее буквально парализовало.
«Охренеть, – подумала тогда Дженнер, – пять вилок! Что, спрашивается, с ними нужно делать? Использовать чистую для каждого следующего куска? Отбиваться от соседей по столу?»
И тогда сидящая напротив симпатичная молодая женщина, поймав взгляд Дженнер, дружелюбно и заговорщически улыбнулась и потихонечку приподняла крайнюю вилку из набора. В ее отношении не было ни капли насмешки, а только искреннее предложение помощи, которое Дженнер с благодарностью приняла. Она справилась с обедом и усвоила, что порядок использования столовых приборов очень прост. А еще она поняла, что любезная сотрапезница по другую сторону стола неподдельно мила и доброжелательна. Позже они потянулись навстречу друг другу и смогли по-настоящему поговорить, а к концу мероприятия каждая из них нашла подругу.
«Удивительно, насколько сильно я изменилась с тех пор», – подумала Дженнер.
И тем не менее, кое-что осталось неизменным – она по-прежнему не вписывалась в эту обстановку. Чикаго остался позади, и, по правде говоря, Дженнер давно уже не чувствовала себя той девочкой, которой была когда-то, той, которую так горько обидели и семья, и друзья, однако ощущение чужеродности в этом новом мире было сильно, как никогда. Ей уже исполнилось тридцать. Шесть лет она прожила в Палм-Бич. За эти годы посетила не меньше сотни благотворительных мероприятий, ходила на вечеринки с коктейлями, вечеринки у бассейнов, куда только ни ходила – но для урожденных представителей этого избранного круга она по-прежнему оставалась, и останется навсегда, упаковщицей мяса из пролетариев, которой повезло выиграть в лотерею. Она никогда не станет одной из них, как бы любезно к ней ни относились. Если бы не Сид, Дженнер, скорее всего, двинулась бы дальше, искать другое место для проживания, но, обретя подругу, обосновалась здесь.
Все эти годы для Дженнер были заполнены делами. Семь лет назад Эл Смит предупредила, что большинство счастливчиков, выигравших в лотерею, не позже чем через пять лет остаются без гроша. Дженнер решила, что этот путь не для нее. Благодаря помощи Эл с инвестициями, хорошему бухгалтеру, паре адвокатов и – как ни странно – собственным способностям к управлению вложениями, Дженнер стала богаче, чем была в тот день, когда объявили победителей… почти в два раза богаче. Даже с учетом недавних обвалов фондового рынка она не утратила финансовой стабильности, благодаря диверсификации своего портфеля. Рынок мог рухнуть, но ее потери при наихудшем раскладе не превысили бы двадцати процентов. Сейчас она даже самостоятельно управляла некоторой долей инвестиций через Интернет, хотя об остальных вложениях с неизменным успехом заботилась Эл Смит, ставшая теперь старшим партнером в «Пэйн Эколс».
Управление крупными деньгами занимало уйму времени, намного больше, чем Дженнер могла себе представить давным-давно, когда впервые отыскала «Пэйн Эколс» в телефонном справочнике. Если добавить сюда благотворительность, которой она занималась, и разнообразные уроки, список которых постоянно менялся – по искусству, высокой кулинарии (французской и итальянской), по украшению тортов, дзюдо, стрельбе по тарелочкам, бальным танцам, гончарному ремеслу, компьютерам, подводному плаванию, даже по парасейлингу, – то жизнь ее была достаточно заполненной. Иногда бессмысленной, но заполненной.
Она пыталась приохотиться к садоводству и вязанию, но ни то, ни другое не доставило ей удовольствия. Хотя Дженнер часто чувствовала, что еще не разобралась, кто она такая и чем хочет заниматься, однако твердо знала, что не годится в Сьюзи-домохозяйки[3]. Она хорошо готовила, но предпочитала лазать по сайтам. И за исключением редких обедов для Сид, для кого ей стряпать? Когда ешь в одиночестве, проще прикупить что-нибудь в ближайшем магазине деликатесов и не создавать себе проблем.
У Дженнер была роскошная квартира со всеми мыслимыми прибамбасами для обеспечения безопасности и прислугой, чтобы убирать. Великолепная одежда. Превосходный автомобиль – красивый маленький кабриолет «БМВ» с откидным верхом. Время от времени она с кем-нибудь встречалась, но не слишком часто. Если по части финансов мужчина не дотягивал до ее уровня, то разве узнаешь, нравится ли она поклоннику сама по себе, или он заинтересован в ее деньгах? Печальный опыт, приобретенный с Мишель, с Диланом и с собственным отцом, оставил в душе Дженнер глубокие шрамы.
Она понимала, что чрезмерно критически относится к людям, с которыми общается, понимала, что нерешительность и сомнения исходят преимущественно от нее самой, но защищать себя, удерживая окружающих на расстоянии, было намного проще, чем страдать и устранять последствия, оправдайся ее подозрения.
«На самом деле, все они неплохие люди, – думала Дженнер, обводя взглядом сидящих за столами. – Каждый год жертвуют многие миллионы на полезную благотворительность, и отнюдь не ради налоговых льгот».
Она сделала ужасающее для себя открытие, что при ее финансовом положении ей не полагается ни единого вычета. Значит, эти богачи давали деньги, потому что хотели сделать что-то хорошее, что-то изменить к лучшему, а не для того, чтобы получить какую бы то ни было финансовую выгоду. И объединение благотворительности со светскими раутами не самый ужасный поступок. Почему бы не пообщаться с друзьями, прежде чем подписывать очередные грандиозные чеки?
Большинство из новых знакомых Дженнер нравились, но, за исключением Сид, она ни с кем не сблизилась. Сид испытывала те же трудности, что и Дженнер, когда дело касалось мужчин, она тоже задавалась вопросом, а не хотят ли с ней встречаться из-за денег ее отца, а не из приязни к ней самой? И какой бы милой, искренне доброжелательной и приятной ни была Сид, как могла Дженнер утверждать, что ее подруга ошибается в своих опасениях, если сама маялась теми же сомнениями?
