— Найти его — очень много значит для меня, — сделав глубокий вздох, сказала она. Возможность добиться успеха в этом деле манила её, должно быть, как манит мотылька яркое пламя. Этот человек даёт ей настоящую надежду на то, чтобы узнать, что же произошло с её сыном. Даже если ей придётся совершить сделку с самим дьяволом, она это сделает. — Десять лет назад у меня украли сына, когда ему было всего шесть недель от роду. Мой бывший муж, врач по профессии, вместе с коллегами основал бесплатную клинику в одном из самых бедных районов Чиуауа, где мы прожили около года. Там и родился мой малыш. Мы с ним были на рынке, когда на нас напали двое мужчин и выхватили его из моих рук. Я пыталась бороться и выцарапала тому человеку, который держал моего ребёнка, левый глаз. Но потом второй похититель воткнул мне в спину нож, и они удрали. С тех пор я своего сына не видела.
Что-то странное промелькнуло в его пристальном взгляде. Может быть, даже сиюминутный проблеск заинтересованности.
— Так значит, это ты.
— Я? — переспросила она.
— Та самая, кто ослепил эту свинью Павина.
Павин. О, боже, так вот, значит, как его зовут. И прошло целых десять лет, прежде чем она это узнала. Она закрыла глаза, сделала глубокий вдох и сжала руки в кулаки. Бешеное биение сердца прекратилось, но теперь казалось, что стучит оно намного громче, оглушая её звуком бурлящей в венах крови. Ей хотелось закричать. Хотелось заплакать. Хотелось вскочить и отыскать его прямо сейчас. Она хотела прижать его за горло к стене и душить до тех пор, пока он не даст ответы на все интересующие её вопросы. Но две вещи из вышеперечисленного она не могла пока сделать, плакать она себе тоже не позволит, поэтому Милла прижала свои сжимающиеся от негодования кулаки к глазам и попыталась успокоиться.
— Вы знаете его имя? — спросила она сдавленным голосом.
— Артуро.
Артуро Павин. Это имя навсегда запечатлелось в её сознании. Так же как Милла навсегда запомнила образ его лица, она никогда не забудет его имя и то, что происходит сейчас в её кабинете. Как долго она боролась, не имея на руках никаких улик, а теперь все события разворачиваются так стремительно, что ей казалось, будто её мир переворачивается с ног на голову. В голове зрела мысль, что она возможно уже никогда не найдёт Джастина, но сердце не прекращало надеяться на лучшее. Теперь, наконец, появилась реальная возможность узнать, по крайней мере, жив ли он. А если она действительно найдёт его, вернёт своего малыша …
— Вы можете его найти? — спросила Милла, наклонившись вперёд, как будто силой мысли могла склонить его к положительному ответу. — Я хочу просто поговорить с ним. Узнать, что он сделал с моим сыном…
— Твоего ребёнка продали, — изрёк мужчина безразличным тоном. — И Павин не знает, кому. Он всего лишь pendejo, gaсan.
Милла прищурилась. Она знала, что gaсan по-испански значит — «убийца». Но насколько она правильно поняла, Диас, кажется, только что назвал Павина «лобковой растительностью». Очевидно, она не совсем поняла смысл идиомы на испанском.
— Он…э-э-э…кто?
— Пустое место. Ничего не значащий человек, который выполняет чужие приказы. — Пожав плечами, Диас добавил: — Это выражение так же означает «ничего не стоящий сукин сын», но главное — это то, что он всего лишь пешка.
— Он — всё ещё моя единственная зацепка, и я должна распутать эту цепь, чтобы найти сына.
— Ты можешь начать распутывать цепь, как ты говоришь, но дело в том, что в конце концов ты придёшь к тому месту, откуда начала. Бандиты не ведут учёта. Всё, что он вспомнит — это, конечно же, тебя, возможно и твоего сына он тоже запомнил, но единственное, о чём он точно знает — это то, что ребёнка переправили через границу и продали. Ничего больше он тебе не скажет.
Милла не могла так просто смириться с тем, что этот след ведёт в никуда. Естественно, Павин не обладал такой властью, чтобы самому перевезти Джастина через границу. Скорее всего, этим занялся второй мужчина. Тот, что ударил ее ножом. Павин должен знать имя этого человека. А когда Милла разыщет и второго похитителя, он назовёт ей другое имя. Если она продолжит докапываться до истины, то, в конце концов, найдёт и Джастина.
— Я всё равно хочу его найти, — настаивала она на своём. — Вы же видели меня той ночью, когда…
— Когда я спас тебя от смерти?
— Да, — выпалила она. — Возможно. Не то чтобы вы спасли меня преднамеренно, вы просто не хотели, чтобы они узнали, что за ними ведётся наблюдение. Но в любом случае, раз уж вы следите за ним, то почему бы вам не…
— Вообще-то я не слежу за ним, — отрезал он. — Я просто пытаюсь запутать его.
— Но вы же знаете, где он?
— Нет. Не знаю.
Ей вдруг захотелось закричать от досады. Она не смирится с поражением. Только не сейчас. Она не сдастся.
— Вы можете его найти.
— Я могу найти кого угодно. Со временем.
— Потому что вы не можете сдаться без борьбы. Я тоже не могу. Если это вопрос денег, я хорошо заплачу.
Говоря по совести, она совершенно не могла себе позволить заплатить ему из денег, что принадлежали «Искателям». Но если придётся, она отдаст ему все свои сбережения до последнего пенни, и даже попросит у Дэвида. В принципе, ей даже и просить не придётся, потому как Дэвид сделает всё, что в его силах, чтобы помочь ей найти Джастина.
Диас с таким любопытством разглядывал её, как если бы она была пришельцем, а он не мог выяснить, что же ей нужно на этой планете? Очевидно, он был совершенно не эмоциональным мужчиной, а она, порой, бывала слишком чувствительной. И раз уж она не смогла задеть его своим рассказом, то попыталась воззвать к его логике:
— В «Искателях» работает очень много людей. У нас есть такие связи, о которых вы и представления не имеете. Помогите мне, а я помогу вам.
— Мне не нужна ничья помощь, — его взгляд снова стал холодным и отчуждённым. — К тому же, я работаю один.
Ну должно же быть что-то такое, на что он согласится в качестве оплаты!
— Зелёная карта[15]? — Милла могла достать её, у неё были для этого хорошие связи.
Впервые на его лице появилось выражение удивления.
— Я гражданин Америки.
— Ну что же тогда?! — воскликнула она в недоумении. — Почему вы не хотите взяться за это дело? Я же не прошу вас убить кого-нибудь; я просто прошу помочь мне найти одного человека.
Может быть, в этом-то всё и дело? Может, он наслаждается остротой ощущений от погонь и смертельных схваток?
— С чего ты взяла, что ради тебя я пойду на убийство? — его голос был снова мягок, но выражение лица оставалось жестким и непроницаемым.
