— Глупая, ну почему ты не уходишь?
Доктор с удивлением отметил, что Элис лучше. Это был маленький старик с дрожащими руками.
— Вам повезло, милая, — сказал он. — Вероятно, вы очень удачливы.
— Почему?
— Если бы удар по голове пришелся на дюйм правее, если бы мистер Хилл не нашел вас, если бы вы не справились с простудой… Но мы живем не по «если», правда?
Элис пришла в голову мысль, что она должна была умереть… Но никто не мог заставить дерево упасть на нее. Это чистая случайность в такую бурю, если, конечно, дерево ударило ее по голове. Вдруг она вспомнила, что держалась за ручку двери, пытаясь ее открыть…
— Когда я смогу встать? — нетерпеливо проговорила Элис.
— Не надо торопиться. Вам здесь удобно. Лучше всего полежать с недельку.
— Я не могу! — возбужденно закричала Элис. — У меня дела!
— Срочные дела? — спросил доктор. Его глаза слабо сверкнули. Он был добрый старикан, но слеп, как летучая мышь на свету, и невинен, как маргаритка. — Мистер Хилл мне сказал, что настаивает на вашем пребывании здесь до выздоровления. Он говорит, что вам нет нужды уезжать с побережья. А Маргарет — замечательная маленькая няня. Оставайтесь здесь и лежите себе в уюте и удобстве.
Казалось, он понял, что Элис огорчена, и добавил:
— Вы, конечно, можете вставать ненадолго днем, если не будете волноваться. Не волноваться — запомните.
Он закрыл саквояж и собрался уходить. — И знайте, последствия этой болезни — склонность к нервозности. Запомните и постарайтесь не волноваться.
Он был очень добр, но он не знал, что это как раз и невозможно.
После его ухода в дверь постучал Дандас. Он был одет для похода на ледник.
Его свитер радостного канареечно‑желтого цвета был новым. Дандас выглядел мощным и очень сильным в этой толстой одежде и тяжелых ботинках.
— Доктор говорит, что тебе лучше, Элис. Здорово! Прекрасный день. Я сегодня свободен. Я сказал Маргарет, чтобы она не давала тебе и пальцем пошевелить. Будь хорошей девочкой.
Он подошел к кровати, нагнулся и поцеловал ее в лоб. От него приятно пахло кремом для бритья, седина делала его мужественным. Усталая кровь Элис побежала быстрее. Ее ласкали, за нее волновались. Чудесно!
— Ты получила мой маленький подарок? — Дандас огляделся.
Элис с раскаянием проговорила:
— Ты имеешь в виду прелестную маленькую фигурку? Прости, но мы с Маргарет…
Она заметила, каким злым стало его лицо, и он, едва сдерживаясь, сказал:
— Ты имеешь в виду, что Маргарет… Ох, эта ее неуклюжесть… У меня особые чувства к этой маленькой вещице. — Он задумчиво посмотрел на Элис.
(«Ты тоже маленькая», — говорили его глаза.).
— Я хотел поделиться с вами этими чувствами, — сказал он, — но неважно. Остались и другие статуэтки.
Дандас вышел, а Элис выбралась из кровати. Маргарет, наконец, догадалась принести вещи из домика, и Элис обнаружила в огромном шкафу свой халат. Надела его и, услышав, что Дандас завел машину и отбыл, осторожно спустилась вниз. Казалось, там никого нет. Холодный горный воздух ветром влетал в открытую дверь и окна. Телефон стоял в холле. Сейчас можно позвонить в полицию Хокитики. И что она скажет? Исчезла подруга при странных, обстоятельствах? Подозреваю людей, живущих на ферме у ледника, — мистера Дэлтона Торпа и его сестру. Не проведете ли вы расследование? Ее рука почти взялась за телефон, но в последний миг ее что‑то удержало. Это воспоминание об Уэбстере, мертвом и холодном в ее руках, и о голосе Феликса: «Скажи мне, что ты знаешь?»
Вдруг Элис почувствовала слабость и усталость. Туман окутал ее, и, казалось, ничто больше не имеет значения, даже Камилла. Она пошла в столовую, села в большое кожаное кресло и закрыла глаза. Почему бы не внять совету Маргарет в не уйти? Дандас — единственный, кто хотел, чтобы она осталась. Дандас, пожалуй, влюбился в нее. Разве честно позволить ему это? Он видел в ней украшение своего дома, живую фигурку среди прелестных неживых, похожих на маленькие замершие призраки. Он любил бы ее так же, как своих фарфоровых дам.
Приятно, когда о тебе заботятся. В нынешнем состоянии ума для Элис это был самый лучший выход. Что бы там ни говорила Маргарет.
При имени Маргарет она вдруг осознала, что слышит ее голос. Девушка говорила кому‑то:
— Нет, боюсь, вы не можете ее увидеть. Доктор сказал: никаких посетителей.
Это заявление было сделано обычным для Маргарет тоном, не терпящим возражений. И не из желания оградить Элис, просто она получала удовольствие от этого.
— Когда я смогу ее увидеть? — голос Дэлтона Торпа звучал резко и нетерпеливо.
Элис почувствовала головокружение. Она выскочила из комнаты и побежала наверх, в безопасность и уединение спальни. Но чтобы подняться по ступенькам, надо пересечь холл. Оставшись в ту ночь у Торпов, она бы не заболела и раскрыла тайну. Если, конечно, ничего худшего, чем та шутка, не произошло бы…
Подняв голову, чтобы казаться выше на несколько дюймов, — она всегда так поступала в трудные минуты, — Элис вышла в холл.
Маргарет твердила:
— Я не знаю, когда ей разрешат принимать посетителей.
Элис громко произнесла:
— Доброе утро, мистер Торп. С чем связано ваше желание снова увидеть меня?
Маргарет в изумлении отступила назад, и Элис увидела длинное худое лицо Дэлтона Торпа с близко посаженными глазами, которые могли быть неумолимо жестокими… Она представила его в плаще инквизитора и удивилась — откуда у Камиллы мужество шутить с таким человеком?
Дэлтон вопросительно посмотрел на Маргарет. Та пожала плечами и вышла. Дэлтон взглянул на Элис.
— Ох, мисс Эштон, я рад видеть вас снова в полном здравии.
Но его холодные глаза и опущенные вниз уголки губ не могли ввести в заблуждение.
— Со мной все в порядке, — коротко ответила Элис. — Я полагаю, вы хотите узнать, почему я ушла так внезапно в ту ночь?
— Это я виноват из‑за проколотых шин, — ответил он с неподдельной мягкостью в голосе.
Вдруг Элис пришло в голову, что проколотые шины — обман, придуманный лишь для того, чтобы удержать ее у Торпов. А в это время Дэлтон взял машину и поехал обыскать коттедж Камиллы и убить бедного Уэбстера. Может, это Дэлтон открыл дверь? Почему она раньше об этом не подумала? Это показалось столь очевидным, что Элис отпрянула от него, будто он снова протянул к ней руки в темноте.
— Вы их починили?
— Естественно, — кивнул Дэлтон и добавил:
— Моя сестра очень расстроена. И она слегла. У нее слабое здоровье. Так бывало даже в самые лучшие времена.
