Лора улыбается, но она не одурачена. Она понимает, что Ренни ничего не знает. Но Лора щедра. Она хочет поделиться. Десять из десяти за щедрость.
— Послушай, — говорит она. — Так хоть выбор есть. Ты всегда можешь сказать, что стоишь подороже квитанции на штраф. Правда, я не уверена, что лучше: когда вообще нет выбора или когда можно выбирать между гадостью и гадостью. По крайней мере, когда нет выбора, не приходится думать, понимаешь? В худшие времена у меня выбор был что надо. Дерьмо или дерьмо.
Ренни не хочет слушать о худших временах Лориной жизни, поэтому она молчит.
— Все равно, зачем на этом зацикливаться? — говорит Лора. — Так моя мать любила говорить. В мире достаточно плохого, в этом нет недостатка, так зачем на нем заострять внимание, когда можно поговорить о чем-нибудь приятном.
Ренни спрашивает себя, что хотела сказать Лора, поскольку непохоже, чтобы — была сильна в философии. Она катала ягодку по дну стакана двумя пластиковыми соломинками.
— Ты любишь вишни из мараски? — спрашивает она. — Я их не перевариваю.
Ренни колеблется. Она-то как раз их любит, но не уверена, что захочет съесть ту, которую Лора вылавливает со дна стакана своими обгрызанными пальцами. Но, видимо, судьба благосклонна к ней: во дворик входит Поль, останавливается и начинает кого-то выглядывать.
Ренни знает, что ее. Она машет ему, и он устремляется к их столику.
— Что вы собирались тут делать? — спрашивает он с улыбкой.
— Исследовать, — Ренни улыбается ему в ответ.
— Ты опоздал, — говорит ему Лора. — Я уже давно тут торчу.
— Я возьму себе выпить. — Поль идет к стойке.
— Один момент, посмотрите за моей сумкой?
Лора встает, отбрасывает волосы, выпрямляется так, что грудь выпирает еще больше и догоняет Поля. Они стоят, беседуя, несколько дольше, чем хотелось бы Ренни.
Приносят третий коктейль для Лоры, и Ренни отпивает немного, чтобы чем-то занять себя.
Лора возвращается. Ее коктейль на месте, но она к нему не притрагивается. Что-то произошло, ее лицо уже не назовешь кукольным. Ренни обращает внимание на кожу у нее под глазами, слишком много солнца, через пару лет она сморщится как яблоко. Она смотрит на Ренни страдальческими глазами спаниеля.
— Что случилось? — спрашивает Ренни, в ту же секунду осознает, что совершила ошибку. Спросить, значит ввязаться.
— Послушай, — говорит Лора. — Ты не можешь сделать мне большое одолжение?
— Какое? — настороженно спрашивает Ренни.
— Заболела Эльва, бабушка Принца. Там на Святой Агате.
— Принца? — не понимает Ренни.
— Парня, с которым я живу, — объясняет Лора.
— Того, который участвует в выборах? — Ренни как-то не может все это связать воедино.
— Поэтому он не может поехать на Святую Агату, — говорит Лора. — А сегодня он толкает речь, поэтому должна поехать я, поскольку его бабушка живет с нами. Ей восемьдесят два, что-то с сердцем, а врачей там нет, вообще никого нет, понимаешь? Так что мне надо туда попасть прямо сейчас. — Неужели она действительно почти плачет?
— Что я могу сделать? — В Грисвольде дело бы свелось к кексам и тыквенному пирогу. Это знакомо. Теперь Ренни настроена более дружелюбно, когда узнала, что Лора с кем-то живет. И этот кто-то не Поль.
— Завтра в аэропорт прибывает посылка, — говорит Лора. — Ты не могла бы ее для меня забрать?
У Ренни немедленно возникают подозрения.
— А что в ней? — спрашивает она.
Лора смотрит на нее и выдавливает из себя улыбку.
— Не то, что ты думаешь, — говорит она. — За этим уж точно не надо посылать в Нью-Йорк. Это ее сердечное лекарство. У нее там дочка, которая и снабжает ее лекарством. Здесь его не достать. Ей плохо стало, потому что лекарство кончилось.
Ренни совсем не хочется быть виноватой в смерти восьмидесятидвухлетней бабушки. Как она может отказаться? Ты слишком недоверчива, любил говорить Джейк. Хоть раз в жизни реши в пользу сомнения.
Подходить Поль, неторопливо, он, видимо, никогда не торопится. Он ставит свой недопитый стакан на стол и садится. Он улыбается, но Лора даже не смотрит в его сторону.
— Вот что нужно сделать, — говорит Лора. — Нужно подойти завтра утром около восьми в аэропорт, к окошку, где выдают посылки. Тебе понадобится вот это, — Лора копается в своей пурпурной сумке. Наконец извлекает мятый замасленный клочок бумаги. — Вот. Скажи, что ждешь посылку. Спроси человека по имени Гарольд, он должен там быть, если его не будет, придется обождать.
Ренни берет бумажку: обычное почтовое извещение. Платить ничего не надо, никаких сложностей.
— Почему я не могу просто отдать его в окошко? — спрашивает она. — По извещению посылку может выдать кто угодно.
Лора смотрит на нее терпеливо, но с раздражением.
— Ты не представляешь, как здесь все делается, — говорит она. — Гарольду я дала взятку. А кто-нибудь другой просто вскроет посылку и заберет себе половину. Или все заберет, а тебе скажет, что посылка не дошла, понимаешь? Продаст лекарство на черном рынке и все дела.
— Правда? — удивляется Ренни.
— В каждом месте свой порядок. Но есть и нечто общее. Надо только понять, как это работает. — Теперь Лора немного расслабилась. Она допивает остаток своего коктейля и встает, отодвигая железный стул. — Мне надо в сортир, — говорит она и исчезает в главном здании.
Ренни и Поль остаются вдвоем.
— Взять вам еще? — спрашивает Поль.
— Нет, спасибо. — Ренни на грани того, чтобы напиться. — Как мне отсюда вырваться? — Она понимает, что вопрос звучит как просьба. — Я вызову такси, — говорит она.
— Такси сюда не очень-то ездят. Дороги слишком плохие, водители не хотят ломать амортизаторы. В любом случае, вам пришлось бы долго ждать. Я вас подброшу.
— Только если вы сами возвращаетесь, — говорит Ренни.
Он встает, он готов ехать прямо сейчас.
— А как же Лора? — спрашивает Ренни. Она не хочет ехать обратно с Лорой, но было бы невежливо вот так ее бросить.
— Она прекрасно доберется сама, — говорить Поль. — У нее здесь куча знакомых.
По пути к выходу Ренни видит Лору, которая вовсе не в туалете, а около двери на кухню беседует с одной из официанток. Ренни подходит попрощаться.
— Приятного пути, — говорит Лора, со своей дежурной улыбкой. Она что-то сует Ренни в руку, похоже на комок салфеток.
— Это плата, — говорит она. — Ты делаешь мне одолжение.
— Лора ваш друг? — спрашивает Ренни, когда они идут по лужайке к машине.
— В каком смысле?
Ренни осекается. Она вовсе не хочет проявлять ревность или даже заинтересованность, хотя неожиданно осознает, что испытывает и то и другое.
