Проснулся, когда давно наступил рассвет и уже вовсю разгулялся день. Полный сил, прекрасно отдохнувший, он бегом устремился к посаду, смутно предчувствуя, что ему грозит суровое наказание — строгий воевода не позволял самовольно отлучаться. Но это настроения ему не испортило.
Внезапно он услышал, что навстречу, через чащу, кто-то ломится напролом, большой и грузный. Как он ни спешил в посад, осторожность» взяла верх, он отскочил с тропы и схоронился рядом, под кустом лещины — и вовремя!
Петляя между кустами и деревьями, как зайцы, бежали несколько отроков, товарищей по учебе, и двое воев воеводы, но без оружия, кольчуг, шеломов, а за ними охотились два вооруженных гридня, прибывшие с боярином, во главе с его риндой, не расставшимся с конем даже в лесной чаще, — это он производил сильный шум.
На открытом месте всадник легко догнал бы бегущего человека, но не в лесу. Преследуемые бежали налегке, их не могли догнать и спешившиеся вооруженные воины в броне. Но лес стал реже, перейдя в сосняк, а спасавшиеся бегством выбежали на тропу, по которой только что бежал Орель, и тут запели стрелы. Один из беглецов вскрикнул, упал, тут же поднялся и захромал дальше, превозмогая боль, — стрела попала ему в ногу. Теперь уже ринда Василь на коне легко догнал беглеца, наклонился, прижал его голову к седлу, сделал быстрые движения ножом и, отпустив жертву, рысью стал догонять следующего. А беглец упал на колени, прижимая руки к лицу, по которому сочилась кровь и где недавно были глаза.
Путь второго беглеца пролег мимо убежища Ореля, и тот узнал в бегущем сотоварища по имени Лют. Ринда быстро догнал Люта, который, поняв, что ему не убежать, остановился. Но когда ринда попытался проделать с ним то же, что и с его товарищем, тот ловко поднырнул под круп лошади и неуловимым движением ножа подсек той сухожилие на ноге. Лошадь, захрипев, завалилась на левый бок, придавив ногу ринды, сделав его беспомощным. На помощь ему поспешили гридни, вооруженные мечами, но тут Орель, покинув убежище, напал на одного из-за спины, пустил в ход дубинку и, уже вооруженный мечом, одолел другого. Вскоре вернулись остальные беглецы, и Орель узнал, что произошло в посаде за время его отсутствия.
Ночью княжеские гридни, ночевавшие в шатре, коварно перебили стражников в посаде и напали на спящих безоружных воеводу и его людей, захватив их почти без сопротивления. На рассвете всех выстроили и объявили, что воевода — подлый враг великого князя, язычник, и его постигло заслуженное наказание. Вынесли на крыльцо мертвое тело воеводы, все в крови. Черноризец-грек громко провозгласил: «Где множество грехов, там и всяческое наказание видим».
Боярин объявил, что все должны покреститься, иначе тоже будут причислены к врагам великого князя, а черноризец-грек добавил, что христианская вера — это свет, а языческая — тьма. И кто не примет христианскую веру, для того свет померкнет навсегда. Сотник, командовавший гриднями, объяснил проще: кто не покрестится, тот будет ослеплен — по византийскому обычаю.
Их загнали в речку — или топись, или крестись, или иди на берег, чтобы стать убогим калекой, слепым.
Орелю вспомнились рассказы воеводы о войнах с греками-византийцами в Болгарии, когда те выкалывали глаза многим тысячам пленных, на каждую сотню оставляя поводыря с одним глазом.
Все население посада покрестилось в речке под крики черноризца: «Крестятся рабы Божьи во имя Отца, и Сына, и Духа!»
Затем ринда Василь отобрал с десяток новоявленных христиан, чтобы те показали капище Хорса, собираясь уничтожить его. По дороге посадским удалось бежать, а остальное Орель сам видел.
Орель посмотрел на связанного ринду Василя с кляпом во рту, чтобы тот не сотрясал воздух бранными словами, и задумался.
Ночью при свете факелов в густой чаще леса возле деревянного божества Хорса собралось с полтора десятка человек. Орель в наброшенной на плечи шкуре волка поднял руку, требуя внимания.
— Боярин Баян подло нарушил закон гостеприимства, убил воеводу, захватил его жену Пракседу, побил многих крепко, а кого и насмерть. Навсегда лишил света нашего брата Зриня. Хоть многие из нас приняли силой христианство, но остались внутри верными богам наших предков, и тебе, Хорс. Возможно, нас назовут двоедушниками, оборотнями, но так тому и быть. Против их силы нужны хитрость и терпение, чтобы потом ответить еще большей силой. Нам поможет Хорс, он наделит нас невиданной силой в ночи, делая невидимыми под ночным покровом, а кто случаем увидит, тот ужаснется, ибо нашим тотемом станет волк, а мы, подобные ему, станем его воинами и между собой братьями. В этом клянемся на крови и приносим в дар Хорсу жертву, которую приносили наши предки, когда мир был юным.
На жертвенный камень возложили связанного боярского ринду Василя, перерезали путы и крепко держали по двое за каждую руку-ногу, ибо очень силен тот был и не хотел сдаваться безропотно. Орель передал жертвенный нож слепому Зриню…
* * *
В лето 6502 (994) года боярин Баян, гордившийся недавно пожалованной великим князем-базилевсом Владимиром золотой гривной на шею, отправился охотиться с двумя риндами на вепря в своей вотчине, расположенной в Черниговском княжестве. Когда к вечеру не вернулся, его жена Пракседа заволновалась и направила людей с факелами на его поиски в лес, но безрезультатно. Лишь на следующий день нашли растерзанные тела боярина и его слух По ранам на телах убиенных определили, что они стали жертвами волков. Но старые, знающие люди считали, что это был волк-оборотень. Откуда они это узнали? Возможно, от юродивого Овсея, не так давно поселившегося у самого болота.
Боярин оставил сиротами двоих сыновей: старшего, приемного — Светозара, и младшего — Михаила.
11. Полесье. Село Страхолесье. Весна. 2005 год
— Интересная вы девушка, — улыбнулся учитель. — Я ведь о них лишь вскользь упомянул, а вы тут как тут и словно клещами… Рассказывать-то нечего — не сохранились письменные источники тех времен, лишь поздние, и то скудные. История как наука двойственна — объективна и субъективна одновременно. Объективность ее в том, что согласно такому-то источнику произошло тогда-то такое-то событие. А субъективность в том, как это событие трактуют. Вы же не будете возражать, что существует субъективизм современников событий, которые трактуют эти события не со стороны, а изнутри, находясь под влиянием той или иной идеи, господствующей или находящейся в оппозиции. Зачем брать древние времена, когда события нашего времени тяжело, почти невозможно описать объективно, так как историк всегда находится под влиянием политики, власти и даже собственной позиции. И это в наше, почти гуманное время! А в те времена седой старины за то, что не так написал — не по нраву власть предержащему, — могли запросто живьем сварить!
