— Так тезка моя там была — Угарова Вера Степановна. Ездила, с ее слов, в дачный поселок, бродила по пожарищу.
— Что искала?
Он напрягся. Выходит, не зря Волкову что-то такое чудилось во всей этой истории. Не зря он вчера пальцы сплетал замком и водил ими у него почти перед носом, утверждая, что все это как-то между собой связано.
— Как она утверждала: искала улики, свидетельствующие о поджоге.
— Поджоге? — ахнул Гришин и даже баранку, раздувшую ему щеку, перестал жевать. — То есть Угарова считала, что дачный дом Смородиных подожгли?
— Да. Она так считала. Во всяком случае, много чего говорила по этому поводу.
— А ей-то, ей что была за печаль?! Зачем она туда поехала? Она что же, поддерживала с ними отношения? Почему? Что их связывало?
Женщина неожиданно нахмурилась и долго размышляла, уставившись на свои стоптанные войлочные сапоги. А потом спросила:
— Как она умерла?
— Утонула в собственной ванне. Захлебнулась. Уснула.
— Вера?! Уснула в ванне?! Она что… — Женщина замялась, потом все же вымолвила: — Была нетрезва?
— Нет. Она просто наглоталась снотворного и полезла в ванну. Видимо, думала, что успеет искупаться, прежде чем снотворное начнет действовать.
И Гришин потянулся за очередной баранкой. Но был остановлен властным окриком бывшего педагога.
— Хватит жрать, капитан! — крикнула она и даже по руке его шлепнула. — Вы не ходите вокруг да около! Говорите прямо: ее что, убили?
— Дело закрыто за отсутствием состава преступления. Несчастный случай, — скупо ответил он, обидевшись за шлепок.
— Тогда какого рожна вы здесь делаете, товарищ капитан?! Почему спрашиваете о Смородине? Что вы от меня скрываете, а? Говорите! У меня, между прочим, рабочий день в разгаре, — напомнила она и нахмурилась. — Я не могу без конца играть с вами в угадайку. Ну?!
— Дело закрыто, но кое-кто из нашего отдела считает, что ее того… Заставили выпить снотворное и влезть в ванну, полную воды.
Он был очень деликатен, не называл имен, причину смерти назвал предположительной. И бывшая училка тут же сделала вывод.
— То есть, другими словами, вы занимаетесь самодеятельностью? Вас что же, племянница Веры наняла?
— Племянница? Наняла? — Гришин сделал непонимающие глаза.
— Генриетта! Она с теткой хоть и собачилась, но любила ее. И принять такую нелепую ее смерть вряд ли могла. Она вас наняла, отвечайте! — повысила голос работница архива.
— И да, и нет, — замялся Гришин, почувствовав вдруг, что сильно вспотел, а в помещении было достаточно прохладно. — Просто потом случилась еще одна смерть, и тоже несчастный случай. И мое руководство считает, что этих двух женщин кто-то планомерно убрал.
— Кто еще?!
Ее тусклые глаза широко распахнулись, в них заблестело болезненное любопытство. Такое, когда и правду жутко знать хочется, и услышать ее страшно.
— Ваша бывшая директриса Николаева Нина Ивановна.
— Так я слышала! — недоверчиво фыркнула Вера Степановна. — У нас даже кто-то пытался деньги собирать. Я отказала.
— А что так?
— Так вот как-то! — с вызовом глянула она на Гришина. — Я не богаче ее. Похоронят. Кстати… Вы что же, считаете, что это был не несчастный случай? Что ее машина сбила намеренно?
Честно? Он так не считал. Вернее, считал не совсем так. Но не выкладывать же свои соображения прямо здесь вот, прямо запросто. Он коротко кивнул:
— Ага! Вот так вот, да.
Вера Степановна обвила свою чашку с остывшим давно чаем пальцами. Покрутила ее на блюдце. Перевела взгляд на плетеную корзинку с сухариками и сушками с маком. И спохватилась:
— Да вы кушайте, капитан, кушайте. И извините меня за грубость. Все неожиданно как-то. Сначала Вера. К слову, о ее кончине я не знала. Да и кто тут вспомнит об уборщице, которую давно уволили.
— Со скандалом, я слышал? — ввернул Гришин, нацепив на палец сразу три баранки.
— Да замяли тот скандал, замяли. Ходу никакого не дали, — досадливо поморщилась Вера Степановна, продолжая поигрывать чашкой с остывшим чаем.
— А вы в курсе, что вообще был за скандал? Не он ли стал причиной перевода Вани Смородина? — Гришин захрустел баранкой.
— Ой, вот про Ваню ничего не могу сказать. Честно, не знаю. — И она посмотрела на Гришина честным открытым взглядом. — А вот что Веру уволили из-за этого, это точно.
— Так что это был за скандал, Вера Степановна? Я был в школе, там никто ничего не знает.
— И правильно. Не знают, — кивком подтвердила она. — Был замешан кто-то из родителей. Это я краем уха услышала. И все. Больше никакой информации.
— А почему ее уволили-то?
— То ли она обвинила кого-то в чем-то грязном, то ли увидела что-то грязное и донесла директору, а та… Ой, вот честно хотите?
Она отняла пальцы от чашки с чаем и прижала их к худой груди. На Гришина посмотрела почти умоляя.
— Хочу, конечно, — кивнул он.
— Я не могу сейчас просто взять и насочинять что-то! Я не знала, правда, никаких подробностей. Ходили сплетни, но такие осторожные, что… — Она покачала головой, не сводя с него умоляющего взгляда. — Что это запросто могло быть просто сплетнями.
— А можно мне их пересказать, Вера Степановна?
Гришин вежливо улыбнулся. Он знал, что такая его улыбка действует безотказно. Ах, как бы еще блокнот да карандаш в помощь. Надо же было позабыть все! Он будто безоружен!
— Вас интересуют сплетни двадцатилетней давности?! — изумленно воззрилась на него работница архива.
— Точнее, уволили Угарову семнадцать лет назад, — поправил ее Гришин, все так же вежливо улыбаясь.
— Ну да, да, семнадцать лет назад. И вас это интересует?! Ну почему?!
— Кое-кто из наших сотрудников считает…
Он едва зубами не заскрипел, вспоминая Волкова, по чьей милости он теперь мерз в архиве и уговаривал тощую тетку поделиться с ним информацией. Он ведь так же, как и она, считал, что грош цена тем дурацким сплетням. Грош цена! Семнадцать лет прошло! Все участники того давнего скандала мертвы! Если, конечно, Ваня Смородин вообще имел к нему отношение.
— Ладно, я поняла, — махнула она рукой, потому что он застрял на середине предложения и не знал, что сказать дальше. — Так вот… Тезка моя — Угарова Вера Степановна — была при нашей директрисе кем-то вроде…
Она замялась ненадолго, и Гришин подсказал:
— Человека, отвечающего за дисциплину?
— Кто вам такое сказал? — изумленно полезли вверх ее неухоженные брови.
— Племянница Угаровой.
— А, ну да, да, а как же! — Ее бесцветные губы неприязненно сложились. — Как еще благородно обозвать подлые дела?!
