На первой же стоянке сделали остановку. Европа чувствовалась здесь особенно остро. Словно вчера выкрашенные лавочки (даже боязно садиться, вдруг запачкаешься), урны, рядом с которыми ни одной бумажки, бесплатные туалеты, поражающие своей стерильностью, и аккуратные, словно искусственные, елочки по периметру. На этой стоянке к Сергею подошла Ника. Она, как и вчера, ехала с белорусами. На предыдущих остановках, еще в Польше, они только обменялись взглядами.
— Как тебе лекарство? — спросила Ника.
— Какое лекарство? — не понял Сергей.
— От любви, естественно. Под ложечкой сосет уже не так?
— Я не понимаю, о чем ты?
— Я о проститутке по имени Марина, которую ты предпочел мне. С которой провел ночь.
— Что за глупость, — смутился Сергей. — Какая ночь!
— Значит, правда…
— Да не было у нас с ней ничего.
— Вот потому, что ничего не было, ты и не пришел, да, дорогой?
Переубеждать Нику не имело смысла. Они постояли еще, но молча, и разошлись по разным автобусам.
Откуда Ника узнала о Марине, Кузьмин понял два часа спустя, когда очередная стоянка осталась позади.
— Ты чего такой смурной? — спросил Оглоблин. — Все из-за картин переживаешь? Да не переживай. Продашь ты свои картины. Хорошо продашь.
— Со свадьбой тебе накаркать удалось, — ответил Сергей. — Но здесь твой черный глаз не поможет.
— Ну, не продашь, так хоть до Берлина прокатишь. — Оглоблин не дал обдумать свои слова и тут же задал неожиданный вопрос: — Ты действительно снял вчера проститутку?
— В каком смысле? — сделал удивленные глаза Сергей.
— Натурально сыграл, — похвалил его Данила. — Наш осветитель сидел у тебя под боком и с наслаждением наблюдал всю сцену с некой Мариной. Он даже записал ваш диалог… и дал мне почитать. — Данила показал рукой наискосок, где дремал с полуоткрытым ртом осветитель. Именно ему Оглоблин перед последней остановкой передал толстую черную тетрадь, которую с интересом читал до этого. — Наш осветитель, видишь ли, пьесы пишет. К сожалению, бездарные. А нам неплохо было бы поиметь какую-нибудь современную пьесу. Может, попробуешь себя как драматург? Фантазия у тебя есть, если судить по раритетам господина Рицке, которые он везет в тайнике, в минском автобусе.
— Подожди-ка, — остановил его Сергей. — А кому еще наш осветитель давал почитать свою писанину?
— Если только Веронике. Он всегда ей все дает первой. Ценит ее мнение. А что?
— Да нет, ничего.
«Так вот в чем дело… Интересно, что этот осветитель там написал? А какая, собственно, разница? Все даже очень хорошо получилось. И рвать ничего не надо. Все порвалось само собой».
— У меня для тебя не очень приятные новости, — вывел Сергея из задумчивости Оглоблин. — Я тут разговорился с Ильей и знаешь, что выяснилось? Я сам не поверил…
— Ну что ты замолчал? — внутренне холодея, спросил Кузьмин. — Говори.
— Да что говорить… Твоя Вероника, как оказалось, поехала в Германию не на работу, а… к Понтеру Рицке… Она его невеста.
— Как невеста?! — упавшим голосом проговорил Сергей.
— Правда, Илья сказал, что это только слухи, — попытался смягчить удар Оглоблин, но было уже поздно.
Потрясенный Сергей погрузился в себя и даже не заметил, когда колонна въехала в Берлин. Только что был знакомый пейзаж: рекламные щиты, среди которых попадалась и реклама театрального фестиваля, «зеленые» стоянки, одинокие кабинки телефонов чуть ли не на каждом километре, яркие постройки автозаправок… — и вот уже за окном улицы, суета, дома, так смахивающие на дома с Московского проспекта, витрины магазинов, открытые кафешки с раскрытыми зелеными зонтами над белыми столиками…
— Приехали, — сказал Оглоблин.
Дорога пошла под раскидистыми дубами и вязами.
— Трептов-парк, — пояснил Данила. — Шпрее, — сказал он, когда колонна поехала по мосту. — Бывший Западный Берлин, — кивнул он налево.
— Хороший из тебя гид, — похвалил его Сергей. — Ни одного лишнего слова. Вот так бы на репетициях.
Вопреки ожиданиям Кузьмина они свернули не налево, к Западному Берлину, а направо. Через пару минут, после еще нескольких поворотов, роль гида взял на себя уже Сергей.
— Шпрее, — сказал он, когда автобус выскочил на набережную. — Там — через мост — Трептов-парк.
Оглоблин поглядел по сторонам.
— Черт, мы уже здесь проезжали!
Они элементарно заблудились. Пришлось останавливаться, «брать языка» и выпытывать у него маршрут следования. Сергей пошел с Данилой. Они быстро поймали молодого немца, похожего на банковского служащего, который садился в свой «опель». Объяснение проходило на жуткой немецко-англо-русской смеси. Из немецкого в ход пошло только название улицы: Бланкенштрассе. Немец все прекрасно понял. Он растянул губы в улыбке, кивнул на разукрашенные рекламой фестиваля борта автобусов, взглянул на часы и показал рукой: садитесь мне на хвост. Через десять минут колонна, ведомая «опелем», подъехала к гостинице — штаб-квартире фестиваля — с флагами десятка государств на флагштоках, воздушными шарами на фасаде, афишами на тумбах и толпой у входа.
К тому времени, когда пункт назначения был наконец-то достигнут, от колонны остались только автобусы. Грузовики оторвались на въезде в город и прямиком направились в автопарк, принадлежащий господину Понтеру Рицке. Туда же двинулись и пустые автобусы.
В холле гостиницы, представлявшем собой просторный светлый атриум, опоясанный со всех сторон галереями, с фонтаном и маленьким садом камней в центре, тоже было многолюдно — толпился свой брат артист. На свободном пятачке два клоуна как могли смешили публику. Откуда-то доносились звуки арфы, гармонично сплетаясь с журчанием воды.
Но оценить по достоинству картину, развернувшуюся перед ним, Сергей смог лишь пару часов спустя — после того как пришел в себя после сразу двух потрясений, одно из которых испытал, едва миновав швейцара, а второе чуть позже, не успев еще оправиться от первого.
Как только Кузьмин с дорожными сумками в руках очутился в холле, его тут же кто-то радостно окликнул. И вслед за этим он увидел женскую фигуру в белом брючном костюме, спешащую к нему. Узнавание длилось больше чем положено, настолько показалось невероятным увидеть здесь именно ее.
— Лера! — словно выругавшись, произнес Сергей.
— Лера? — туг же отозвался Оглоблин, оказавшийся рядом. — Твоя бывшая невеста? Вот это я понимаю! А она ничего. Симпатичная. Познакомь.
Лера подлетела к ним, счастливая, веселая, и, не спрашивая, поцеловала Кузьмина в щеку.
— Здравствуй, Сереженька. Здравствуйте, — кивнула она Даниле. — А я вчера прилетела. Как доехали?
