Она уходит, уходит невозвратно. Лера, Валерия, что ж ты такая дурочка? Зачем тебе понадобилось это скопище клеток, этот крошечный зародыш, эта нелепая случайность? Зачем ты хочешь похоронить все наши мечты под комодообразным животом, потом под грудой использованных памперсов? Тебе это надо? А как же море, как же дальние страны, прыжки с парашютом и горные лыжи? Ты хотела петь, хотела снять свой клип – дурацкая затея, но такая забавная… Ну что ж, хороша ты была, моя Лера – тонкая, глазастая, веселая и задумчивая одновременно… Загорелые ножки ступают твердо, худенькая спина с острыми крылышками лопаток выражает независимость… Уходишь? Прощай.
От Макса не укрылось, что Лера замедлила шаг.
– Остынешь, возвращайся, возьми денег. Ты же не собираешься?.. Это глупо! – крикнул он ей в спину с независимо приподнятыми крылышками лопаток.
На улице Лера все же разревелась. Хорошо плакать, когда дождь! Соленая вода мешается с пресной. Конечно, Макс прав. Она жалкая трусиха. Она ни за что не решится оставить маленького. В двадцать лет, без мужа, не сделав карьеры… С другой стороны, она тоже не сиротка Марыся. У нее есть мама! Правда, она живет далеко, но деньги присылает исправно. Есть верная наперсница, соседка Марина. Она кинется на помощь – всегда. Есть малопригодное музыкальное образование, есть квартира, есть работа…
Лера вновь замедлила шаг перед светофором и только тогда ощутила, что промерзла до костей, что неожиданно холодный дождь продолжает струиться по телу. Ничего, сейчас в метро, потом домой, в теплую ванну, выпить чаю…
Это было последней мыслью. А последнее, что видела Лера, падая на мокрый асфальт, скручиваясь в комок от невыносимой боли, опалившей словно все нервы разом, – красно-синюю вспышку. Совсем близко, у правого виска.
* * *
– Кардиограмма нормальная, ожоги незначительные. Вот эти древовидные красные линии, так называемые «фигуры молнии», произошли от мелких кровоизлияний поверхностных сосудов кожи. Они пройдут. Впрочем… Быть может, вам стоит допросить вашего лечащего врача? Я, видите ли, психиатр и могу быть не вполне компетентен.
Срывающийся голос Марины:
– Мне кажется, от меня многое скрывают. Вы, наверное, не можете лгать, у вас глаза ясные…
– Увы, прекрасно могу. Извините, мне нужно побеседовать с Валерией. Вы позволите?
– Да-да, конечно.
Марина на цыпочках вышла из палаты и прикрыла дверь. Лера сразу же открыла глаза. Так вот вы какие, психиатры! А ничего, симпатяга. Сколько же ему лет? Полтинник, не больше. Темно-русые волосы хорошо пострижены, в них заметна седина, но улыбка молодая. Глаза не то синие, не то голубые и очень ясные, это Марина верно заметила. Сам коренастый, невысокий, курносый. Чуть-чуть похож на актера Галкина, который в нежном детстве Гекльберри Финна играл, а теперь дальнобойщик и в рекламе снимается.
– Вот и наша спящая красавица проснулась, даже целовать не пришлось! – провозгласил доктор так, словно Лерино пробуждение было для него невесть каким счастьем.
– А собирались? Целовать-то?
– Конечно! Незнакомые люди не целуются, так что меня зовут Олег Петрович. Твое имя я знаю. Только сначала, как положено, поговорим по душам.
– Психиатры всем предлагают поговорить по душам, – неловко сострила Лера.
– А ты, оказывается, давно не спишь. Кстати, что, есть опыт общения с психиатрами?
– Нет.
– Отлично, я на новенького. Валерия, у нас тут такое дело. Помнишь, когда ты пришла в себя, тут с твоей мамой была такая женщина, медсестра, Нина Петровна?
– Медсестра…
Лера наморщила лоб. Что-то брезжило, связанное с медсестрой, что-то неприятное и беспокойное…
– Да, помню. Они говорили с Мариной, потом она ушла куда-то звонить, а когда вернулась, сказала, что ее сын едва не погиб, потому что поставил чайник и лег спать, а вода залила огонь. Она плакала.
Олег Петрович слушал внимательно, кивал, но глядел куда-то в сторону, словно намеренно избегая Лериного взгляда.
– Ты зовешь маму по имени?
– Марина мне не мама. Моя мама живет за границей. Но она очень близкий для меня человек.
– Ясно. Вернемся…
– Да. Этот разговор был, кажется, вчера.
– Позавчера, Лерочка. Неважно. Вам дают сейчас такие лекарства, что вы могли и пропустить сутки-другие. Но дело в том, что вы не хотели просыпаться. Не хотели просыпаться, когда я к вам подошел. Ведь так?
Лера пожала плечами. Быть может, психиатр Олег Петрович и прав. Она побывала в серой пустоте, в нежной прохладе, что ей делать в этом мире? Насколько бы слаще было все время спать… спать… спать…
– Валерия, не засыпайте, нам еще целоваться!
– Ой, извините. Я нечаянно.
– Скажите мне, Лерочка… Вы переживаете из-за ребенка? Ребенка, которого вы потеряли?
Вопрос насторожил Леру. Психиатры, на ее взгляд, не должны задавать таких человеческих вопросов, а в беседе с пациентами орудовать исключительно разноцветными тестами Люшера.
– Нет, – сказала она искренне. – Я не переживаю. Я не знала толком, хочу ли стать мамой, готова ли к этому. Ужасно звучит, понимаю.
– Не нужно оправдываться, ничего тут ужасного нет. Это ваша жизнь и ваше право.
– А в чем дело-то? – наконец поинтересовалась Лера. – Я что, непременно должна спятить в результате удара молнией? Я помню, как меня зовут, кто наш президент и какой сейчас год, и я не выучила четырнадцати языков, насколько могу судить!
Он только кивнул. Их взгляды встретились. Синие-синие были его глаза, и на дне их жил прозрачный, голубой свет, плескался, воронкой затягивал. Во рту у Леры вдруг стало сухо и горячо, словно ваты туда напихали, веки резануло болью… Она ахнула и зажмурилась.
– Что?
– Ничего.
– Валерия… Вы же что-то увидели сейчас, да?
– Не увидела, нет. Это не зрение.
– То есть незрительный образ?
– Да. Незрительный. Просто я кое-что сейчас знаю.
– Обо мне?
– Да. Не смотрите мне в глаза, хорошо?
– Не буду.
Лера открыла глаза – Олег Петрович сидел на краю кровати, смотрел куда-то в угол.
– Что вы узнали?
– Я не сумасшедшая.
– Догадываюсь. Так что?
– У вас ведь неприятности, да?
– Есть немного, Лерочка.
– Вам нужно обратиться к адвокату Хотулину. Знаете такого?
– Кто ж его не знает. Он в некотором роде знаменитость. Слышали о нем раньше?
– Не помню. Как-то не интересовалась.
– Ну, и?..
– Он выиграет ваш процесс. Стопудово.
Олег Петрович хмыкнул.
– Стопудово? Оригинально.
– Значит – наверняка.
– Я понял. Валерия, пусть наш разговор останется в тайне, хорошо? И еще одна просьба… Слухи уже ползут. Вы сами-то понимаете, что произошло?
Лера понимала. Она прекрасно понимала, но пока не знала, как ей жить с этим новым, что поселилось в потайных глубинах ее мозга. Пришла пора посмотреть фактам в лицо.
